Сергей Кортес – композитор, народный артист Беларуси, хорошо известен в республике, ставшей, как он говорит, его «духовной родиной»
– Сергей Альбертович, фамилия Кортес свидетельствует об испанском происхождении вашего рода. Но, как я понимаю, в вас течёт и славянская кровь…
– Я родился в городе Сан-Антонио (Чили). Между тем генеалогическая ветвь нашей семьи по материнской линии восходит к дворянским корням петербургской интеллигенции. Мой прапрадед, Николай Иванович Раевский, был довольно известным русским географом, прадед Александр Фёдорович Кричевский – банкиром, дед – петербургский адвокат Борис Николаевич Благовещенский. В 1915 году во втором браке бабушки, Евгении Александровны, мою маму, Людмилу, удочерил Павел Петрович Шостаковский. Он был сыном Петра Адамовича Шостаковского (1851 – 1917), известного основателя музыкально-драматического училища Московского филармонического общества (из которого позже появились ГИТИС и МХАТ), выдающегося общественного деятеля, пианиста (ученика Ференца Листа!) и дирижёра. Спасаясь от «красного террора», в 1920 году по льду через Финский залив наша семья была вынуждена покинуть Петроград.
Потом начались долгие переезды буквально по всем европейским странам, и, наконец, в 1930 году семья остановилась сначала в Чили, а затем, после развода матери с отцом, в Буэнос-Айресе (Аргентина). К сожалению, сведений о семье моего отца, чилийца Альберто Кортеса, почти не сохранилось, и только в 90-х годах мы с сестрой смогли найти своих чилийских родственников и подружиться с ними.
В Буэнос-Айресе мой дед сначала возглавил аргентинский филиал концерна «Фиат», а затем развернул активную деятельность журналиста и переводчика. Несмотря на то, что меня с самого детства окружала латиноамериканская среда (я учился в испаноязычной школе), в семье культивировался русский язык, чтились национальные традиции и религиозные обряды. Значительную роль в моём воспитании сыграла привитая с детства любовь к чтению, причём я старался всегда читать в подлинниках, позднее эта любовь переросла в настоящую библиофильскую страсть.
– Но вот появилась другая страсть – музыка!
– Музыкой я стал заниматься, в традиционном понимании, довольно поздно, в 13 лет. И первой моей учительницей стала бабушка. Помню серию домашних концертов, на которых мы исполняли дуэтом (Евгения Александровна была прекрасной певицей) сочинения европейских и русских композиторов. Моим первым учителем по гармонии, полифонии и композиции был аргентинский композитор и дирижёр Яков Фишер, воспитанник Петербургской консерватории. Однако окончательное решение стать музыкантом я принял после одного знакового события. Летом 1945 года я попал на потрясающий концерт симфонической музыки в Буэнос-Айресе, посвящённый победе в Великой Отечественной войне, где исполнялись Пятый фортепианный концерт Л. Бетховена и Седьмая симфония Д. Шостаковича. В Аргентине состоялось и знакомство с оперной классикой. Каждое воскресенье мы с сестрой слушали оперы по радио и довольно часто посещали спектакли в оперном театре «Колон». С детства я был потрясён магией театра. И могу с уверенностью сказать: я – человек театра.
– Как вы оказались в СССР?
– В 1947 году наша семья подала прошение о советском гражданстве и возвращении на родину. Но приезд в СССР стал возможным лишь в 1955 году, причём было поставлено условие: не жить в Москве или Петербурге. Местом проживания семьи был определён Минск. Вот так я стал белорусом.
– Вопрос «что является для вас родиной», видимо, часто вам задаётся.
– Если исходить из семантического значения слова «родина», а именно: место рождения, то это Чили. Детство и юношеские воспоминания связаны с Аргентиной и, главное, с латиноамериканской культурой. Но всю творческую жизнь прожил в Беларуси. Это – моя духовная родина. Я всегда хотел быть гражданином без границ. Никогда не мог понять, почему они должны быть препятствием творческому человеку, ведь искусство – всеобщее.
Своё профессиональное музыкальное образование я продолжил сначала в музыкальной школе-десятилетке по фортепиано у Г.Н. Петрова, а затем в Белорусской государственной консерватории (по классу композиции у профессора Н.И. Аладова и профессора А.В. Богатырёва), которую закончил в 1962-м году. В аспирантуре я обучался под руководством московского композитора, ученика Н.Я. Мясковского, профессора Н.И. Пейко. Но должен подчеркнуть, что особую роль в моём становлении сыграли консультации по композиции и инструментовке у профессора Московской консерватории Ю.А. Фортунатова. А вот настоящей «второй консерваторией» для меня стал ряд фольклорных экспедиций по Беларуси, где мне посчастливилось записать множество песен и обрядов, познакомиться «изнутри» с национальными традициями. Эти поездки дали колоссальный заряд для воплощения музыкальных идей, связанных с белорусской тематикой.
– Чем, на ваш взгляд, характерна была ваша молодость?
– Она пришлась на 60-годы, время оттепели. Это было уникальное время, которое вырастило целое поколение блестящих деятелей культуры и искусства. Особенно ценным (сегодня остро ощутима потеря контактов!) было общение в Домах творчества Иванова и Рузы, где мы обсуждали вопросы современного искусства, обменивались мнениями и впечатлениями по музыкальным премьерам и, конечно же, плодотворно работали. Именно там началась моя многолетняя дружба с композиторами Г. Гладковым, Е. Дога, Вс. Задерацким, А. Тертеряном, Г. Канчели и многими другими.
– Вы композитор, и вместе с тем ваша музыкальная судьба тесно связана с театром, кино…
– Почти 30 лет я работал сначала в Белорусском республиканском театре юного зрителя, затем заведовал музыкальной частью в Государственном русском драматическом театре и Белорусском театре им. Я. Купалы, был главным музыкальным редактором киностудии «Беларусьфильм» и, наконец, более 10 лет – художественным руководителем театра оперы и балета Беларуси. Я работал в самых разных театральных жанрах: музыка к кинофильмам, мультфильмам и драматическим спектаклям, и опера, и балет. Очевидно, театральность – это просто неотъемлемая константа моего творчества.
Я считаю, что театр должен иметь своего зрителя, быть наполненным во время всех спектаклей (не только премьерных или наиболее популярных). Но как воспитать такого зрителя, который придёт слушать оперу как целое? Когда я работал в театре, мы искали способы привлечения людей через рекламу, общение с разными слоями населения, приглашение интересных постановщиков и так далее. Безусловно, каждый зритель, пришедший в театр, должен быть определённым образом подготовлен, иметь определённую настройку, представлять себе специфику жанра.
Жаль, что мы потеряли несколько поколений, молодёжь сегодня воспитана на эстраде. Следует решать эту проблему с разных сторон, в том числе через создание теле- и радиоканалов классической музыки. В Аргентине, например, даже не музыкальный профессионал воспринимает оперу как храм, высочайший вид искусства, а любой таксист предложит вам прослушать во время поездки джазовую, «танговую» или классическую радиопрограмму.
– Латиноамериканские мотивы, интонации, тональность – отражались ли они в музыке, которую вы писали и пишете в Беларуси?
– Думаю, это касается больше моих ранних камерных произведений и, конечно же, балета «Последний Инка», премьера которого состоялась в Гаване.
– Что для вас белорусская культура?
– Я очень люблю белорусских поэтов и писателей Я. Коласа, В. Быкова, В. Короткевича, Г. Буравкина, М. Танка. Помню чувство радости и восторга, которое испытал, когда стал серьёзно работать над творчеством Янки Купалы в театре и кино. До сих пор для меня его стихи – песня, музыка души, памяти, «роднага кута». Это величайший Певец земли белорусской… В своей оратории «Памяцi Паэта» я стремился подчеркнуть многообразие, самобытность и необычайную глубину купаловской поэзии. Слова Купалы стали моей исповедью, я постоянно думаю о нашем времени, проблемах настоящего и грядущем. Творчество Купалы вдохновило и на создание музыки к спектаклям и кинофильмам «Разорённое гнездо», «За счастьем, за солнцем» и другим. А вот, например, вокальный цикл на стихи Гарсиа Лорки был написан в переводе поэта Рыгора Бородулина, который удивительно тонко прочувствовал поэтическую испаноязычную интонацию. Его поэзия просто потрясающа, она вдохновляет и творчески заряжает.
– Видимо, вас вдохновляет и русская литература. По рассказам Чехова «Юбилей» и «Медведь» вы написали оперы.
– Мне всегда казалось, что на сочинения А. Чехова оперу написать невозможно. Но понял, что глубоко заблуждался, когда ещё раз перечитал его водевили. Мой друг и продюсер фестивалей «Classic Open Air» Дино Аричи попросил меня написать какую-нибудь оперу к 10-му юбилею его фестиваля. Тогда я вспомнил о водевиле Чехова «Юбилей» и сразу понял, что это прекрасный сюжет для комической оперы. Она прошла с большим успехом в Швейцарии, и публика, не понимающая русский язык, очень живо принимала всё происходящее на сцене. После этого родилась мысль дополнить одноактный «Юбилей» ещё одной гениальной пьесой Чехова. Так появился «Медведь».
– Сейчас вы преподаёте в Белорусской государственной академии музыки. Вам интересно работать с молодёжью?
– Очень интересно. С моими студентами происходит великолепный обмен мнениями, мыслями, творческими идеями. Это, безусловно, вдохновляет.
Беседу вёл