Шагать одной командой будем

У ствола

В колючей робе, неприлично новой,
В толпе, где мат, да инструмента лязг,
Иду к стволу я с Сашкой Пискуновым,
Чтобы спуститься в шахту в первый раз.

Перед стволом – железная вертушка,
По одному хватая наугад,
Она меня глотнула, как галушку,
Но выплюнула, дав пинка под зад.

А на площадке перед самой клетью
Лихой толпой, штурмующей этаж,
Легко подхваченный, я сразу же заметил
Что Сашку потерял из виду. «Са-аш!» –

Кричу с испугу. И знакомый бас:
«Чего орёшь?» – услышал я, как в сказке,
– Ты видишь, клеть забита под завязку,
А надо сесть! Вторая – через час!

Секунду потоптавшись, будто в танце,
Я, к недовольству тех, кто был внутри,
Плечом ударил в дверцы! Раз! Два! Три!
И вот – ура! Отвоевал пространство!

Скользнул туда мгновенно и спиной
Почувствовал, что Сашка стал за мной.
Щелчок засова, стволового брань.
Всё... Мы в клети. Вдруг рядом слышу: «Ваня!

У шахтi нє фiг дєлать! Йдьом до банi!
Ти ж бачиш, у Сашка який комбайн!»
Короткие звонки – отправки знак
И клеть нырнула в первозданный мрак.

В клети

Я стоял в клети, прижатый к стенке –
Ни туда податься, ни сюда...
Ледяная, словно в дождь осенний,
Капала за шиворот вода.

От такой безрадостной капели
Ручеёк резвился вдоль спины,
И, как в раннем детстве, тяжелели,
Наполняясь влагою, штаны...

Кто-то рядом спал, зажатый, стоя,
Так и не проснувшийся с утра.
У меня меж рёбрами пристроив
Для удобства обух топора.

От всего, что наверху осталось,
Отрывая, клеть меня несла,
Монотонно чиркая металлом,
В бездну вертикального ствола.

Наконец-то замерли канаты,
Вызвав оживление в клети...
Ехали всего минут пятнадцать
Но казалось – нет конца пути.

Квершлаг

Квершлаг – подземный зал, где лампы ртутные
Под полукруглым сводом – в два ряда...
Живёт хозяйка здесь – мыслишка блудная.
Что шахта – тьфу! – Сплошная ерунда!
Рождённая квершлаговской парадностью
Она кружит над сменой тут и там
С какой-то мимолётной, пьяной радостью!
Но лишь в пределах света ртутных ламп!
Она идёт с тобой, пока чудесные
Ещё белеют впереди огни!..
Как только шпалы бесконечной лестницей
Вошли во мрак –
Она туда – ни-ни!..

Из цикла: «Ученик забойщика»

В лаве

Лебёдка завывала вдохновенно
В родной пыли, кипучей и блестящей...
И вагонетки шли вперёд степенно
За порцией сыпучей чёрной каши.

Оставив место, где насыпщик юркий
Делил на части угольную реку,
Мы пробивались к «пролазному» люку,
Теснясь меж вагонетками и штреком.

Вход в лаву. Он – с чердачное оконце!
Тогда не представлял я совершенно,
Что в эту пасть бездонную, драконью
Почти на двадцать лет просуну шею.

Хрипя в налитый потом респиратор,
Я, полубессознательно и тупо,
Почти на ощупь, медленно, как трактор,
Карабкался по стойкам до уступа...

«Ты можешь пошустрей? –
Санёк сказал мне,
Рукою по пути ощупав кровлю, –
Бо люди вже «кутки» позарезали,
А мы с тобой – шо тельные коровы!»

Как я добрался, я тогда не понял,
И как уселся в безопасном месте,
Но отдышавшись, сразу же припомнил
Далёкий Геленджик и кросс армейский.

А молоток плясал в руках у Сашки,
Звенящей дробью влившись в общий грохот,
Казалось, он пласта едва касался,
Но глыба, ухнув, уползала в пропасть!

И эта вдохновенная работа
Зажгла азарт и силы воскресила:
«Да что там сложного? – подумалось, - Да что там!»
«А можно мне попробовать?» – спросил я.

Взял молоток, с размаху в уголь врезал...
Подпрыгнуло зубка стальное жало
И соскользнуло вниз. Как по железу.
Чуть-чуть не «улетел»! Но удержался.

Да... Надо мне во что бы то ни стало
Из этого конфуза выйти с честью...
Я молотком ширял куда попало!
Но уголь, как скала, – стоял на месте.

Мой смотрел на это молча,
Скучающе-невозмутимым взглядом:
«Ну, шо... Коню ты поцарапал морду.
Теперь смотри, я покажу как надо...»

«Ты можешь пошустрей, – мне Сашка крикнул,
Гоня по штреку сапогами волны, –
Бо люди вже и по второй скурили,
А мы с тобой – шо тельные коровы!»

* * *

Огни, огни… А над огнями – звёзды!
С неудержимой сладкою печалью
Кричали что-то звёздам паровозы
А те – так ярко им в ответ молчали!

И гордый Орион, как герб небесный,
Сверкал над старой Горловкой державно!
Хмельной от кокса, кочевую песню
Припомнил ветерок в листве шершавой…

Взойдя на мрачный конус террикона,
Луна своим сияньем равномерным
В окне фотосалона Элинсона
Зажгла лицо рекламного джентльмена…

А на Садовой, возле машзавода,
Последний абажур потух устало.
И два жандарма конных тихим ходом
Под фонарями двигались к вокзалу…

Превозмогая времени законы,
Сюда попал я силою желанья!
Теперь кружу в ночи над терриконом
С «мобилкой» бесполезною в кармане…

Меня почуяв, псы завыли дико!
Но я держусь, раскинув руки шире,
И жду спасенья – петушиных криков,
Чтобы глаза открыть в своей квартире…

Горловка. Июль 1971 года.
Кинотеатр «Шахтёр».
Фильм «Песни моря»

Толпой наигранно-скандальною
Тряслись в трамвае третьей марки
Мы – женихи потенциальные,
Краса и гордость Солидарки!

Меж фонарями и каштанами
«Десант» наш спрыгнул у «Шахтёра»,
Чтобы в субботу, перед танцами,
Нырнуть в прохладу «Песен моря».

Фильм безыдейный и внеклассовый,
И бесхребетно-легковесный,
Был почему-то очень кассовым,
И возмутительно-чудесным!

И тем июльским добрым вечером,
Казалось, поднимись на крышу,
Вдаль погляди – и – море светится!
Нездешним, пряным ветром дышит!

Из зала вышли убеждёнными,
Что подружились мы навечно!
Девчонки наши станут жёнами!..
Как чьими?.. Нашими конечно!

Что через жизненные полосы
Шагать одной командой будем!..
Но пел Спэтару* грустным голосом,
Как будто знал все наши судьбы!..
_____________
*Дан Спэтару – румынский певец и актёр. Исполнитель песен в этом фильме.