При всём богатстве тем новой книги Игоря Гамаюнова «Щит героя», включающей в себя одноимённый роман и несколько повестей и рассказов, эта – сквозная, жгучая, самая отчаянная.
В юности будущему знаменитому журналисту Степницкому мечталось о копье и щите Спартака, о разоблачениях Зла и защите Добра (роман «Щит героя»). Щит тут выступает атрибутом победителя. И журналист действительно прославился своими громкими разоблачительными очерками, которые зачастую восстанавливали попранную справедливость и выявляли преступные действия чинуш и их кланов, сект и их покровителей.
Однако цензура тех лет требовала представлять расследованные дела как частный случай, нетипичный казус на фоне общего благополучия. И в этом была та самая кривда, которой так стремился избежать Степницкий. Эта лживость пронизывала и служебные отношения людей в редакциях, и личные взаимоотношения. Но власти, откликаясь на публикации, принимали меры, справедливость торжествовала, пусть и в отдельных случаях под флагом «искоренения отдельных недостатков».
А потом пришли времена, при которых преступления прежних лет показались мелкими грешками. Журналистам стали угрожать, а случалось, и убивали.
Щит, как и копьё, прежде выступал атрибутом героя-победителя, а ныне – побеждённого. Образ жертвы теперь оказывается эскапистским щитом для неудачливой деревенской девушки Насти, в которую влюбляется герой, самооправданием для лишившихся работы мужиков, называющих себя «жертвами перестройки», психологической защитой, раковиной для улитки.
Щит, как и меч, становится картонным, бесполезным:
«…И лица, лица кружили над его головой. Равнодушные, высокомерные, усмешливые, они злорадно ждали от него жалких слов, покаянных признаний: да, я такой же, как все, так же лгу близкому человеку, лелею свои подростковые комплексы; воображаю себя, размахивая мечом картонным и прикрываясь таким же щитом, воителем с житейской нечистью – то ли Георгием Победоносцем, то ли ещё одной модификацией Дон Кихота; живу по инерции, непонятно – зачем. Понимаю лишь, что ложкой моря не вычерпать, на смену одним разоблачённым и обезвреженным мастерам хапужных дел придут другие – хищные, лживые, цепкие».
Герою одинаково дороги обе его женщины: жена, с которой прожиты 30 лет, и молоденькая Настя-«Галатея», деревенская девушка, ставшая актрисой, судьба которой устроилась благодаря Степницкому. И это правда. Но такая правда, которая ставит его в ложное положение и перед той, и перед другой. Щитом для депутата-преступника становится неправедный суд и неприступные двери Госдумы.
А сам Степницкий теперь ощущает себя щитом только по отношению к своей «Маленькой Вселенной» – к семье и в финале – к нежданно возникшему собственному младенцу. Мир атомизировался (рассказ «Попутные жертвы»), сузился, возможности действия иссякают, утекают, как вода сквозь пальцы, никто ни за что и ни за кого не отвечает (повесть «Ночная охота», рассказ «Вытеснение соперника»), будничным стало отношение к человеку как к средству – использовал и выкинул (рассказы «Бывшая моя грёза», «Загадка бытия»). Наступило безгеройное время, время «жёлтой» прессы и телевидения, скинувшего с себя, со своего «парохода современности» художественный вкус. И опять, опять – время оговоров и предательств (повесть «Лунный пёс»), отношения к зигзагам политической линии внутри страны как к погодной аномалии (повесть «Идея свободы»).
В русской традиции издавна различали правду-истину и правду-справедливость. Так, у знаменитого социолога Николая Михайловского правда-истина – это объективное видение окружающего таким, каково оно есть, а правда-справедливость – представление о том, какова реальность должна быть. Н. Михайловский ставил задачу такого их соединения, в котором бы они дополняли друг друга. Есть законы исторического развития, но правда-справедливость требует от людей действия.
Позже в «Вехах» Николай Бердяев упрекал интеллигенцию в том, что ради правды-справедливости она забывает правду-истину, т.е. игнорирует реальность ради идеала. Поэтому и Георгий Федотов характеризовал русскую интеллигенцию как идейную и беспочвенную. Философское обсуждение этих категорий возобновилось в России лишь в 1990-е годы. Однако люди своей жизнью как-то решали – или не решали – проблему понимания объективных реалий и их изменения.
Да, российская история часто ходит по кругу. Да, она движется рывками. Однако это не значит, как пишет в послесловии к книге Лев Аннинский, что «врут все», а виноватых нет, ибо виновата-де «сумма исторических обстоятельств». Лев Аннинский, таким образом, отрицает правду-справедливость, трактует её как иллюзию, связывает царящую в социуме атмосферу абсолютной подделки с характером народа и призывает терпеть и быть готовым к рывкам и взрывам, свойственным русской истории.
Конечно, рывков и взрывов в истории России достаточно. И крови пролито с избытком. По словам Григория Померанца, «дьявол начинается с пены на губах ангела, вступившего в бой за святое правое дело». И «когда хотят сделать людей добрыми, мудрыми, свободными, воздержанными, великодушными, то неизбежно приходят к желанию перебить их всех», как сказал Анатоль Франс.
Означает ли это, что, видя несправедливость, надо относиться к ней как к погодной аномалии? И вся жизнь Степницкого, небезгрешного человека, но делавшего то, что было возможно, то, что получалось изменить к лучшему, потому что на том стоял и не мог иначе (а в романе много автобиографического) – бессмысленна? Согласиться с уважаемым критиком Львом Аннинским тут никак не могу. Не согласятся с ним и те, кому в жизни помог автор, а в романе – журналист Степницкий.
И несколько слов – о любовной линии. Так случилось, что я начала читать роман в тот же день, когда по ТВ показывали передачу, посвящённую внебрачным связям известного и многими любимого артиста, ныне покойного. Такие публичные сплетни «на лавочке» вызывают лишь отвращение. Но сам феномен адюльтера существует реально, однако обсуждать его, на мой взгляд, можно и нужно, не задевая известных людей и лишь тет-а-тет: книга и читатель. Все мы знаем, что так нередко случается: женщина и мужчина много лет состоят в браке, но возникает новая любовь, у него или у неё, хотя супруга или супруг остаётся родным человеком. Мне показалось, что Лев Аннинский написал об этой коллизии как-то небрежно: мол, раз всё смутно и живём мы в эпоху «серого квадрата», то и эрос тут – то ли любовь, то ли похоть… «Спасение от безлюбья?» Однако Степницкий любит жену. Любовь к «Галатее» просто другая. В другом «кармане сердца». Мне представляется, что тут критику захотелось правильного примера для подражания. То есть забыть о правде-истине и читать только о правде-справедливости. Чтоб молодёжи было делать жизнь с кого… Игорь Гамаюнов, однако, верен обеим правдам, и тут он прав.
Книга Игоря Гамаюнова располагает к неспешному чтению, к вглядыванию в его персонажей и в себя, ставит вопросы, которые остаются вопросами для многих из нас.