Азы конспирации: Штирлиц всегда отмечал День трудящихся 1 сентября. Сегодня он запёк на углях макароны, любимую еду итальянских рабочих, – потому что ничего другого в кладовке не было. Зажарил яйца, традиционный завтрак английских трудящихся, – потому что слишком близко сел к камину. Налил себе 100 грамм – потому что без них он бы никогда не разобрался, что хотел сказать Центр своей очередной шифровкой.
«Юстас, кто из высших руководителей рейха проводит секретные переговоры с американцами о поставке в Германию партии американской тушёнки? Срочно сорвите эти переговоры, потому что ленд-лизовской тушёнки нам самим не хватает».
Штирлиц задумался. Подозрения вызывали двое: толстый Борман, партийный босс, который мог сожрать любую партию, в том числе и партию тушёнки, и худой Гиммлер, который как рейхсфюрер СС вот уже два года курировал сверхсекретные работы по созданию реактивного двигателя и буквально осоловел от горохового супа, так что тушёнка была бы ему в самый раз. Кстати, идею использования горохового супа в реактивных двигателях подсказал Гиммлеру именно Штирлиц – так он по заданию Центра сорвал разработку немцами реактивной техники, а заодно и испортил атмосферу победы и безнаказанности в бункере фюрера.
Штирлиц вышел из дома и отправился к радистке Кэт.
– Катя, – спросил штандартенфюрер, с трудом протискиваясь мимо радистки в дверь, – ты беременна или объелась?
– Беременна, – гордо ответила радистка.
– Это плохо, Катя, – покачал головой Штирлиц, – все дети при рождении кричат «Да здравствует товарищ Сталин!»
– И что в этом плохого?
– А то, что они кричат «Да здравствует товарищ Сталин!» на своём родном языке. То есть твой богатырь будет кричать по-русски. Немцы могут нас не понять, Катя…
Покинув Кэт, Штирлиц нашёл пастора Шлага и уговорил его поехать в Швейцарию. Всем своим видом, образовавшимся после многодневных допросов в гестапо, пастор должен был убедить мировую общественность в том, что нацисты тушёнке предпочитают хорошую отбивную. И вот теперь Штирлиц стоял и смотрел, как пастор Шлаг переходит на лыжах через Альпы.
– Слабовато идёт старик, – грустно заметил Штирлиц. – Наверное, не угадали со смазкой.
Он вернулся к машине и понял, что не угадали с лыжами: они лежали на заднем сиденье, а вот роликовых коньков не было.
Между тем радистка Кэт пропала. Пришлось подключать к операции профессора Плейшнера. Берн. Старик поднимается в явочную квартиру. На стене висит огромная фотография Пятигорска.
– Это провал, – сразу понял энциклопедически образованный профессор.
Последняя связь с Центром была потеряна.
– Придётся принимать решения самому, – подумал Штирлиц и от злости саданул бутылкой хорошего коньяка по плохой башке Холтофа.
– Что вы делаете, Штирлиц? – удивился Холтоф.
– Не волнуйтесь, всё равно такие не принимают, – успокоил его ещё одним ударом штандартенфюрер.
Пять минут спустя Штирлиц уже входил в кабинет Мюллера с Холтофом под мышкой. Группенфюрер сидел за столом и рубал американскую тушёнку прямо из банки.
Штирлиц от изумления выронил Холтофа.
– Орёл или решка? – поинтересовался Мюллер. – Если решка, то поднимать нельзя.
– Да какой он орёл? – сказал Штирлиц и поднимать не стал.
– Вот, – прочавкал группенфюрер, – дегустирую тушёнку. Если мне понравится, американцы поставят крупную партию.
– Я понял, – равнодушно зевнул Штирлиц.
– А что с Холтофом? – поинтересовался Мюллер.
– Тоже дегустировал американскую тушёнку.
Мюллер поперхнулся и стал кашлять.
– Вот-вот, – сказал Штирлиц, – у него так же начиналось.
Мюллер выкинул банку в форточку.
– Ноги этой тушёнки не будет в Германии!
– Отлично, – пробормотал Штирлиц, – пойду сообщу в Центр.
– Куда сообщите? – услышал группенфюрер.
– В центр головного мозга, – сказал Штирлиц.
– Всегда завидовал вашему мозгу, – признался Мюллер. – Вот бы сделать из него тушёнку!
«Многие хотят сделать американскую тушёнку из наших мозгов, – подумал Штирлиц. – Надеюсь, у них не получится».