Алексей ШОРОХОВ
ПРОЩАНИЕ С МОРЕМ
Посв. А.
Мы так и не сходили на маяк.
Дымилось море нежностью и штормом,
Когда в своём неистовстве притворном
Нас тискало у мола так и сяк.
И молодость в прощании немом,
Ещё таившем будущие встречи,
Вот-вот, казалось, разразится речью,
Когда б уже не знала об ином,
Когда б в своей античной белизне
На горизонте не вскипали волны
И не склонялся к нам печали полный
Прекрасный ангел, посланный извне.
И мы с тобой, не разжимая рук,
Сплетённых вместе, как тугая поросль,
В тот поздний час уже смотрели порознь,
Как наша вечность обрывалась вдруг!
ВТОРАЯ СМЕРТЬ
Южный Крест – в лучшей жизни, не в этой.
Тьма тропических страшных ночей.
Остро пахнет прибоем и Летой.
И зовущий, безумный, ничей –
Океана рыдающий голос,
Страстный голос распахнутых недр.
...И скрипучий, как соль, санный полоз.
И пронзающий северный ветр.
Бубенцы... Славный выстрел... И лучше
Лошадей нет в округе, хоть плачь.
Умирает уланский поручик
По вине своей чести и кляч.
Он глядит в незнакомое небо,
И растёт отдалённый прибой.
Хоть бы пальму какую в окне бы!..
Но, отпет полковою трубой,
Он ложится в последнюю землю,
На которой легко умирать.
И широкие сосны приемлют
Его тонкую южную стать.
* * *
Одинокая в мире звезда!
Ни души, ни печали, ни тела…
Для чего ж ты так долго летела,
Быть звездою давно перестав?
Только свет – безначальный и злой;
Не томит, а скорее томится,
Обдавая сияющей мглой
Все к нему обращённые лица.
* * *
Посв. А.
От луны – ускользающий свет,
По земле разбегаются тени.
Так легко – будто прошлого нет,
Будто не было бед и смятений.
И такая растрёпа – душа,
Вслед деревьям склоняясь над миром,
Ясно видит теперь каждый шаг,
Окружённая лунным эфиром.
Будто не было бед и хлопот,
Будто всё начинаем сначала,
Будто впрямь, как любимый свой плод,
Нас растила луна и качала.
* * *
Ты уже разучился молиться.
И душе твоей – впору пришлось.
Будто некая тонкая спица
Вдруг земную оставила ось.
Но, круженье её повторяя
И не зная иного пути,
До последнего самого края
Всё ещё не успела дойти!
* * *
Ангелу-хранителю
Жизнь стремительно катится к устью
По камням несговорчивых дней.
С затаённой тревогой и грустью
Я всё чаще склоняюсь над ней.
И гляжусь в потемневшие воды,
И пугаюсь вечерней звезды –
Где-то там молчаливые годы
За туманом встают из воды.
И в груди шевелится тревога –
Слишком часто теперь перед сном
Не прощенья прошу я у Бога,
Но защиты – в бескрайнем, родном,
Нарастающем в сумерках хоре
Позабытых уже голосов.
Будто впрямь необъятное море
Из моих вырывается снов,
Где тонуть и больнее и слаще
В милом вихре потерянных лиц;
Где и сам я – земной и пропащий,
И не чтивший священных страниц.
Но и к самому тёмному устью
Уносимый в неправедном сне,
Помню я: с бесконечною грустью
Кто-то руку протягивал мне.
* * *
А. Моторову
Вот и море. И прежние силы
Обновились в отвыкшей душе.
Расцветают холмы и могилы,
И бессмертье не страшно уже.
На вершине, спокойной и ясной,
Я по-прежнему молод и смел.
Даже боль не бывает напрасной,
Если с ней породниться успел.
И теперь в этом ласковом ветре,
В этом шуме великой воды,
На зубчатой короне Ай-Петри
И мои расцветают следы.
МОСКВА