Осенний день светился теплотой и нежностью, но Васака это только злило. Мягкая, шёлковая осень будто дразнила его, издевалась, плевала в душу…
Он остановился около теннисного корта напротив университета. По обе стороны узкой, в деревьях, улицы стояли машины. Взгляд Васака рассеянно скользнул по машинам, фонтанам, скамейкам, снующим взад и вперёд студентам.
Подул прохладный ветерок, и в плавном прихотливом полёте закружились в воздухе лёгкие, уже тронутые золотом листья.
Мимо прошли две стройные девушки, обдав его зазывным ароматом духов. Таких девушек он не смел желать, даже когда был молодым и только вернулся из армии. Они были – как из другого мира. Он взял себе в жёны детдомовскую Маник, и его отец считал, что со снохой им крупно повезло.
Но теперь тихую и умелую Маник будто подменили. Она брюзжала, причитала и жаловалась, жаловалась даже в постели, и ему всё реже и реже хотелось обладать её телом, поначалу будто надувным, а теперь до неузнаваемости исхудавшим, словно из него выпустили весь воздух. Васак вспомнил анекдот, который слыхал ещё в армии: встречаются два друга, и один сообщает, что женился на Сарочке. «На той Сарочке, у которой груди как подушечки?» – спрашивает другой. «Теперь от них остались одни только наволочки», – вздыхает первый.
Васак вспомнил и криво усмехнулся. И тут же почувствовал угрызения совести, как если бы он чем-то обидел свою жену. Ведь вместе с ней они пережили смерть первенца, вместе растят дочь, не зная, что ждёт её в этой беспросветной жизни. Теперь Маник угораздило ещё и упасть, рука болит, опухла, может быть и перелом, но за рентген и леченье платить надо…
На Васака нахлынула волна отчаяния. Вот он слоняется по городу в поисках работы, а ведь каждая минута дорога!
Раньше, бывало, чуть что – он шёл в чернорабочие. Грузчиком? Пожалуйста! Таскать тяжести? Сколько угодно! Он и таскал, пока не нажил себе грыжу. А избавиться от неё какие деньги нужны!
Васак вздохнул: теперь тяжёлая работа ему не под силу…
С теннисного корта шумно выбежала группа студентов.
Что это, ноги нет-нет да и приводят его к университету? «Учись, – говорила мать, – человеком станешь». Учиться он любил, но вуз так и остался для него мечтой. Отец занемог, мать умерла. После армии он пошёл работать, женился. Так и тянет лямку…
Снова подул прохладный ветерок, качнул головки жёлтых цветов, похожих на астры. Лужайка этих цветов, перемежаясь тенистыми деревьями, напомнила Васаку детство. Жили они тогда почти что в центре, но дома их снесли, и с мизерной суммой, которую им дали взамен, они, кочуя с места на место, очутились под конец на окраине города. И за чертой бедности. Кто придумал эту черту? Кто высчитал? Он старался удержаться хотя бы на черте…
Васак вполголоса выругался. Да, учиться-то он любил, не то что второгодник Меруж, с которым он сидел за одной партой. Но Меруж теперь богач…
Слегка коснувшись Васака и боком пройдя между стоящими вдоль тротуара машинами, спешила перейти улицу женщина в зелёном плаще. Васак мельком взглянул на неё – она тоже была из другого мира – и отвлёкся. И вздрогнул от неожиданно резкого скрежета и полного ужаса вскрика. Женщина в зелёном недвижимо лежала теперь у самых колёс «Ераза». И прежде чем из кабины выпрыгнул насмерть перепуганный водитель и, толкаясь, в панике высыпали пассажиры, какая-то девушка, успев первой подбежать к женщине, быстро и ловко сняла из её ушей серьги, блеснувшие на солнце, кинула себе в карман куртки и завопила:
– На помощь! На помощь!
Васак, видевший всё это, как сквозь увеличительное стекло, ахнул:
– Вот сучка! Украла серьги, не растерялась!
На улице любопытных и зевак поприбавилось.
– Шабашник! – раздался рядом с Васаком мужской голос. – Машину небось напрокат взял, набил людьми и гонит как сумасшедший. По этому маршруту шестьдесят шестая не едет…
Васак повернулся было к говорившему, но тот, сев в «Опель», отъехал. Пространство около Васака освободилось, и взгляд его вдруг приковал зелёного цвета предмет, лежавший слева, метрах в десяти-двадцати от него. Васак пригляделся. Похоже, это была женская сумочка, совсем новая, изящной формы. Скорее всего, она принадлежала пострадавшей женщине, которую теперь пытались поднять. Внимание Васака распределилось, в поле его зрения были теперь и сумочка, и женщина. Её подняли, ухватив за плечи и под колени. Голова у женщины болталась, из-под плаща безжизненно свешивались ноги. Подъехала карета «Скорой помощи», замелькали белые халаты, из примчавшегося «BMW» выскочили двое мужчин – один бросился к женщине, которую уложили на носилки, другой накинулся на водителя «Ераза», но его стали оттаскивать.
Сумочка лежала всё там же, почти слившись с зеленью кустов.
Женщину поместили в карету «Скорой помощи», увезли, за «Скорой» последовал «BMW», за ним «Ераз».
Васак ждал.
Собравшиеся начали было расходиться, когда подъехали работники госавтоинспекции. Очевидцев о чём-то расспросили, что-то измерили, уехали. На месте происшествия осталось только тёмное пятно крови.
Солнце упало на сумочку, высветило замочек и цепочки. Красивая сумочка, дорогая! Её чудом отшвырнуло к Васаку, до неё всего-то шагов десять-двадцать…
Васак, внутренне сжавшись, затаив дыхание, но не меняя положения тела, сделал два шага влево, к сумочке, остановился, с бьющимся сердцем подождал, пока затихнут сзади чьи-то шаги, не удержался, взглянул в сторону сумочки и с ужасом увидел, как полный, средних лет мужчина с дипломатом в руке, выворачивая в коленях ноги, будто пританцовывая, подошёл к сумочке, подхватил её и, всё так же пританцовывая, направился как ни в чём не бывало к саду.
Васак оторопел, на лбу выступил пот. Точно прямо на глазах обокрали его самого.
Полный мужчина уже скрылся из виду, а Васак ещё долго стоял, оцепенело, тупо глядя в одну точку.
Но потом в какой-то миг неожиданно почувствовал облегчение, будто с плеч свалилась огромная тяжесть. Шёлковая осень приятно коснулась его лица прохладным ветерком. Дышать стало легче.
– Чёрт попутал, – пробормотал он в замешательстве. – Чёрт меня попутал…
Он поплёлся куда глаза глядят, одиноко, без какой-либо цели. И только очутившись на стройке особняка бывшего одноклассника Меружа, понял, что ноги привели его туда, куда надо.
«Плевать на грыжу! – подумал Васак. – Будь что будет!»
У ярко-синего брезента, которым был огорожен строительный участок, Васак заметил знакомый силуэт Меружа, разговаривавшего с прорабом. Тяжело ступая, Васак направился к нему.
Позже, взвалив себе на спину первый мешок с цементом, Васак скороговоркой, почти шёпотом сказал:
– Бог в помощь!
То ли он произнёс эти слова машинально, по привычке, то ли в глубине его души ещё теплилась надежда, что Бог в конце концов повернётся лицом и к нему и поможет выжить, не сходя с праведного пути.