Кого можно считать литературным критиком? Насколько самостоятельно это направление литературы? Над этими и другими вопросами размышляют Роман Сенчин, Филипп Хорват и Андрей Рудалёв.
Роман Сенчин:– Я уверен, что литературную критику может писать любой читающий, мыслящий, имеющий своё мировидение человек. Ну и обладающий писательскими способностями, конечно.
Литературная критика – это не подраздел литературоведения, не часть филологии, это один из родов словесности наряду с поэзией, прозой, драматургией.
Литературный критик, в отличие от книжного обозревателя, литературного журналиста, не оценивает, не освещает окололитературные события, а занимается написанием своего текста, отталкиваясь от прочитанной книги или от многих прочитанных книг. Или опираясь на них.
Для меня идеал литературного критика – Дмитрий Писарев. Во многих статьях он лишь упоминает о том или ином произведении, а дальше развивает свои идеи, которые у него возникли во время или после прочтения произведения. И мне интересен автор, а скорее даже лирический герой Писарева. Я с удовольствием и пользой читаю его статьи о произведениях, которые не читал да и не буду читать.
Так или почти так писали и Добролюбов, Чернышевский, Михайловский, Ткачёв, Плеханов, Луначарский, Троцкий, Ленин. Они видели в художественной литературе силу, которая может изменить мироустройство, вернее, с помощью художественной литературы пытались его изменить. Нечто подобное было и в 1960-е, и в 2000-е.
Читать подробный анализ определённого произведения интересно разве что автору этого произведения. Читать статью человека с позицией (эстетической, политической), который иллюстрирует свою позицию сборником стихотворений, рассказов, романом, пьесой, – интересно многим. Так мне представляется.
Филипп Хорват:
– Для меня, человека, что-то постоянно пишущего (коммерческие, художественные тексты), критика – ещё один способ творческого самовыражения. Просто это самовыражение основывается на рефлексивном анализе прочитанной книги или нескольких книг, когда пишешь о каком-то интересном литературном явлении.
Слово «рефлексия» при этом важное, можно сказать, смыслоопределяющее для критического высказывания. В психологии под термином «рефлексия» понимается внутреннее осмысление, размышление человека на заданную тему в частности или над миром в целом. Литература интересна и уникальна в том смысле, что даёт возможность отрефлексировать и определённую тему, и мир через призму этой темы или же мир вообще. В этом мне видится основная задача критики: не просто разложить сюжет, фабулу, идею, язык произведения, но и попробовать проанализировать – а как ты сам, критик, отражаешься в этих элементах конкретного художественного текста?
Это самоотражение, собственно, предопределяет методику критического анализа. Со стороны заметно, так или иначе проявляется – кому, что и в какой степени важно отрефлексировать в книге. Кому-то больше интересен анализ языка, кто-то увлекается вылущением комплексной идеи из произведения, кого-то больше заботят обобщающие элементы мировоззрения автора и т.д. В идеальной критической статье, в этаком «золотом слитке» из палаты мер и весов, должно бы, наверное, присутствовать понемногу всего из перечисленного, но на практике внимание обычно уделяется тому, что органически ближе человеку. И это хорошо, так и должно быть, в этом проявляется рефлексирующая индивидуальность каждого пишущего критика.
Неоспоримое преимущество критики заключается в том, что этот жанр вполне открывается любому более или менее начитанному, да даже просто активно читающему человеку. Здесь я ступаю на зыбкую почву чрезмерного субъективизма, но рискну предположить, что хорошим критиком вполне может быть человек, не имеющий профильного филологического образования. Безусловно, свободно ориентироваться в истории литературы, разбираться в течениях и жанрах, владеть широким корпусом профессиональной терминологии важно, с этим не поспоришь. Но суха теория, и важнее иногда всё же поймать нерв анализируемого произведения, увидеть текст в некоем 3 D-объёме большой идеи, заложенной в него. А это удаётся, к сожалению, не каждому профессиональному критику (литератору в широком смысле), зато может внезапно раскрыться в тривиальной, лексически скудной заметке человека со стороны.
В этом смысле называть «некритикой» любое высказывание от непрофессионала всё же неправильно. «Некритика» – это другое, это текст, который, мимикрируя под критику, на самом деле преследует какие-то иные цели. Идеологические, строго обличительные (в том числе в адрес коллег по литературоведческому цеху), направленные на моральное уничтожение определённого автора или литературной институции и т.д.
Методология у «некритики» при этом незамысловата: на вооружение берётся откровенный «хейтинг», иногда более интеллигентный, иногда менее, ближе к площадному. Изыскиваются несущественные для литературного высказывания фактические неточности, стилистические ляпы, высмеивается сам писатель или другой критик и т.д. Все эти приёмы шиты белыми нитками, откровенно манипулятивны и бессмысленны по своей сути: критика как способ действительного разбора произведения подменяется балаганом, рассчитанным на вкус невзыскательной публики, которой сама литература и неинтересна.
Андрей Рудалёв:
– Критику необходимо усмирять свои страсти. Критика – в первую очередь самоумаление. Как в любви: забыть себя, отдаться другому, чтобы перейти на новый уровень качествования. С этого момента и становишься критиком, когда уже речь идёт не столько о тебе, но о медиаторе-спутнике в цепочке развёртывания художественного произведения, его выхода в жизнь и процесса обрастания плотью смыслов.
Критик не обладает каким-то высшим знанием, у него в кармане нет эталонных мер и весов качества литературного произведения. Он не обязан заниматься сегрегацией, а уж тем более устраивать из литературы подобие концлагеря: этого – в утиль, этого – на скудное довольствие, этот получит вольную и билет на Канары. У него нет повода для высокомерия, а если оно проявляется, то становится маркером того, что речь уже идёт не о любви, а только о своём селфи на фоне литературы. А это пошло.
Дело критика – пребывать в скриптории и переписывать готовые тексты, желательно, чтобы авторская рукопись была дополнена каллиграфическим почерком критика-скриптора, а некоторые особенно важные места рукописи усилены ссылками на Священное Писание или патристику. Так критик прилагает свою руку к тексту и становится важным соучастником в литургическом действе, когда текст встречается с паствой, с читателем.
Лучший критик как раз тот, который преодолевает в себе критика и открывает или восстанавливает читателя.
К сожалению, сейчас критик очень часто напоминает двойника господина Голядкина. Он кривляется, корчит рожи и строит тому пакости, пытаясь уничтожить репутацию, при этом забывая, что связан с Голядкиным и без него он – ничто. Только через понимание этого «ничто» критик может претендовать на «право имею», правда, весьма ограниченное и встроенное в общую симфонию текста.
Вообще, хочется оставаться читателем, сохранять влюблённость, возможность удивления и радости, веру в чудо, а не заниматься препарированием лягушек.