Литературно-художественный журнал «Сибирские огни», отдавая предпочтение сибирским авторам, публикует и писателей из Москвы, Санкт-Петербурга, Твери и т.д. Среди авторов журнала есть зарубежные поэты и прозаики. Но, если в 60–80-е гг. ХХ в. это были авторы переводных романов и повестей: А. Хейли («Отель», пер. В. Коткина, К. Тарасова – первая публикация в России), К. Уилсон («Паразиты мозга», пер. А. Шадрина), Ф. Саган («Потерянный профиль», пер. Б. Арзуманян) и другие, то ныне это российские эмигранты, живущие в США, Германии и так далее, то есть писатели того пространства, которое поэт и литературовед из США Вера Зубарева, тоже автор «Сибирских огней», назвала «Русским безрубежьем». Но и зарубежные иноязычные авторы присутствуют: первый номер этого года знакомит читателя с «Осенью модернизма» Рогхемана Виллема (№ 1, 2019) в переводе с нидерландского Анастасии Андреевой.
В трёх номерах журнала, о которых и пойдёт речь, представлены главы из романа известного тульско-московского писателя Олега Хафизова «Дуэлист» (№ 1, 2, 3, 2019). Название, видимо, означает лист со списком дуэлей и умерших детей, каждый из которых, по мысли Ф. Толстого, знаменитой фигуры XIX века, был платой за погубленную им жизнь. Почему выбор пал на это историческое лицо, О. Хафизов объясняет в предисловии. «Меня особенно привлекали, – признаётся он, – те буйные, широкие натуры прошлого, в коих культ чести уживался с низменными пороками, а личное вольнодумство не мешало самому искреннему верноподданничеству. Тип этот почти полностью вывелся в нашем обществе с воцарением Николая, когда Бурцевы и Фигнеры, не имеющие практического приложения своим гомерическим талантам, опошлились до Ноздрёвых. (…) Мой выбор пал на человека, не служившего, правда, в гусарах, но полнее всех, по моему мнению, воплотившего перечисленные качества, – знаменитого графа Фёдора Ивановича Толстого, прозванного Американцем». Кроме Ф.И. Толстого в романе фигурируют и другие узнаваемые исторические персонажи: от князя Михаила Долгорукова, погибшего 27 октября 1808 года во время русско-шведской войны, которая и представляет историческую основу романа, до Авдотьи Голицыной («princesse Nocturne»). Правда, иногда с некоторыми вольностями: так, Полубес здесь не знаменитый изразцовых дел мастер, а шальной русский воин, который то проявляет жестокость, то, рискуя жизнью, спасает из пожара юную жену и младенца успевшего скрыться лидера противников. Закончилась эта последняя русско-шведская война победой России и заключением Фридрихсгамского мирного договора, по которому Финляндия перешла от Швеции к России, войдя в состав Российской империи как Великое княжество Финляндское, чему вряд ли были рады финны. Пишет Олег Хафизов хорошо, занимательно, с юмором, местами напоминающим «Астерикса и Обеликса против Цезаря», ведь абсурдность начала любой войны можно показать и с печальной иронией – разве не антивоенный персонаж Швейк, калькированный потом Войновичем? О. Хафизов признаётся: «Мой возраст и печальные наблюдения за человеческой натурой научили меня веровать в абсурд». Поводы для начала войны, сама война, да и дуэли, уносящие человеческие жизни, и есть абсурд. Поэтому роман не лишён и мрачных сцен военной жестокости, бессмысленной и беспощадной, причём не столько армейской, сколько вырывающейся из бессознательных бездн мирного населения. И Олег Хафизов даёт единственно верный рецепт против этого зла: «Для избежания жестокостей среди мирного населения есть всего один, но верный способ – не начинать войны». Основная мысль романа гуманистическая – лишение жизни другого человека наказуемо. Так, убивший на дуэли Александра Нарышкина Ф. Толстой лишается любимой дочери: «Через двадцать девять лет после дуэли с прапорщиком Нарышкиным, день в день, в Петербурге умерла от неведомой болезни моя дочь Сарра». Мистический слой романа хотя и тонок и снабжён некими ироническими вербальными пассажами, но впечатление на читателя, несомненно, произведёт. Возможно, впечатается в читательскую память и чисто булгаковский взгляд на работающую «систему возмездия»: «…лет под сорок Фёдор Иванович женился, остепенился, отвык от вина и сделался набожным христианином. Здесь-то дьявол и потребовал от него расплаты за содеянное… Так или почти так гласила старая московская легенда».
История, но иначе, совсем без иронии, скорее в стиле родового бытового кошмара, представлена в тех же номерах журнала: это семейная сага «Кровная свора» (№ 1, 2, 3, 2019) Кристины Высоцкой, не обладающей пока изысканным мастерством О. Хафизова, но подкупающей страстным желанием освободиться от тяжёлой родовой кармы. Как однажды заметила немецкая исследовательница Ассман Алейда, «история вышла за пределы узкого горизонта, актуального исключительно для профессиональных историков, чтобы во всё большей мере стать темой дискуссий в СМИ, музейных и выставочных экспозиций, автобиографий и семейных романов, видеопродукции и художественных инсталляций, а также документальных шоу и игровых фильмов, что и обусловило усиление эмоционального восприятия истории». К жанру семейной хроники можно отнести и повесть Вячеслава Лямкина «Отпусти его на небо, душа...» (№ 3, 2019). Вот какие факты истории рода узнаёт внучка из рассказа овдовевшей бабушки: «Поповы – пришлые казаки с Урала. Яков – деда Вани отец, четырежды георгиевский кавалер, бежал от большевиков на Алтай. Но и здесь его нашли. В тридцатых годах, отобрав заслуженные регалии, именную шашку, отправили в ссылку в Приморье, на угольные шахты. Осталась Лукерья, жена его, с пятью малыми детьми». Это одна семейная линия. Вторая не веселее: «Их, семерых зажиточных кулаков, в лагеря под Магадан отправили. Он рассказывал: дочка начальника лагеря на него глаз положила и определила работником на кухню. Он картофельные очистки воровал и ел. Если бы не она, говорит, помер бы. В пятьдесят третьем, после смерти Сталина, вернулся. А в девяносто первом, при Ельцине, приказ пришёл – реабилитация. Бабка Серафима с пятью ребятишками осталась, когда его репрессировали...»
Статья Александра Гордина «Очищение души» (№ 3, 2019) с подзаголовком «Впечатления после прочтения повести Анатолия Байбородина «Утоли мои печали» отнесена к рубрике «Публицистика», видимо, потому, что повесть издана в 2006 году. А. Гордин, признаваясь в своей любви к прозе А. Байбородина, подчёркивает и её метафорическую образность, и мастерство пейзажа, и особенности авторской речи... Но, главное, очень важна точна высказанная в статье мысль о социальной памяти: «Говорят, что социально ответственным делает человека знание закона. Может быть, спорить не буду… Но для меня это – естественное следование лучшим обычаям и традициям своих предков, большинство из которых отражены в пословицах, поговорках, прибаутках… Этот духовно-нравственный свод законов не записан на специальной бумаге и не скреплён ничьими подписями и печатями… Но эти «неписаные законы» всегда были коллективной социальной памятью народа и на протяжении многих веков руководили мыслями и чувствами русских людей...» В России настало время осознания и рубцевания исторических ран, воссоздания родовой памяти каждого социального слоя, почти уничтоженного в годы революционной смуты, но сохранившего свои маркеры в генетическом коде. Для журнала «Сибирские огни» это особо актуально. Ведь Новосибирск как уникальный город не просто административный центр огромного региона, известный во всём мире своим Академгородком, но и узел европейско-азиатских дорог, по которым не только движутся поезда и автомобили, но до сих пор ползут и призраки прошлого. В Сибирь ссылали пассионариев и харизматичных бунтовщиков, староверов и романтиков-дворян, отправляли, раскулачив, самых умных и трудолюбивых крестьян, в глухие сёла ссылали священников, вспомним хотя бы архиепископа Луку (В.Ф. Войно-Ясенецкого). И журнал служит сибирской, а значит, и общероссийской истории, давая место романам, в которых заявлена тема связи прошлого и настоящего. «ЛГ» уже отмечала, например, «Гул» В. Злобина. Надо сказать, что историю Сибири знают немногие: до сих пор средний житель средней полосы России имеет о дальнем Зауралье смутное представление, довольствуясь обывательской мифологией. Например, далеко не все знают о том, что в сибирское казачество влились французские пленные и польские конфедераты, часть из них пустила в Сибири корни, а в XVIII веке почти каждый пятый житель Тобольска был... швед. Мало кто слышал и о сибирском Иерусалиме – городе Каинске, в котором когда-то торговал вином купец первой гильдии Венедикт Ерофеев, не знают и о связи Сибири с родом Пушкина и о многом другом. Материал по сибирской истории в журнале интересен: это одновременно занимательный и серьёзный очерк Екатерины Красильниковой «Загадочный старец Фёдор Кузьмич в Томске» (№ 3, 2019) с подзаголовком «Мозаика легенд и слухов». Как известно, о старце ходил упорный слух, что он не кто иной, как император Александр I, инсценировавший свою смерть. Кроме того, старца считали ясновидящим. Приведу один любопытный пример (подтверждённый фактами): незадолго до смерти Фёдора Кузьмича к нему отправился начинающий золотопромышленник, чтобы испросить совета, построить ли ему каменный дом. Старец ответил: чего ж не построить, только потом на доме нарисуют красный крест. В 1917 году дом экспроприировали и сделали в нём больницу. На могиле старца происходили исцеления. Написавшая очерк о Фёдоре Кузьмиче Е. Красильникова ещё и автор монографии «Памятные места и коммеморативные практики в городах Западной Сибири (1919 –середина 1941 г.)», книги важной и необходимой; особенно сильное впечатление производят страницы, детально показывающие, как на месте кладбищ, выбрасывая останки, советская власть создавала парки культуры и отдыха. Мне думается, такие материалы должны чаще появляться (пусть в сокращении) на страницах журнала. Да и рубрики «Сибирь историческая» и «Сибирь литературная» не помешали бы в каждом номере. Ведь Сибирь литературная – это Владимир Зазубрин, Вивиан Итин, Антон Сорокин, а также В. Правдухин, К. Урманов, И. Гольдберг, Л. Сейфуллина, Л. Мартынов, С. Марков, И. Уткин, Р. Фраерман, Е. Пермитин, А. Черкасов, А. Иванов, В. Шукшин, В. Распутин, В. Астафьев, А. Хейдок, Г. Федосеев, Ю. Магалиф, поэты Л. Мартынов, В. Фёдоров, А. Кухно, Е. Стюарт, А. Плитченко и другие. А кроме перечисленных, ещё и классики литературы народов Сибири. В «Сибирских огнях» были опубликованы «Любавины» В. Шукшина и «Я пришёл дать вам волю», «Угрюм-река» Вяч. Шишкова, «Кража» В. Астафьева, «Деньги для Марии» В. Распутина... А В. Зазубрин, как раз работая секретарём «Сибирских огней» (1922–1928), написал повесть «Щепка» о ЧК и красном терроре, выход которой к читателю состоялся 66 лет спустя. Несомненно, примыкает к истории Сибири и поэтическая публикация: «О жизни человека». Духовные стихи сибирских староверов в литературной обработке Владимира Берязева (№ 2, 2019). Правда, вряд ли такая, даже, несомненно, талантливая обработка понравилась бы настоящим старообрядцам, избегавшим всегда любого обновления святоотеческих текстов и духовных стихов.
Сам Владимир Берязев почти десять лет руководил «Сибирскими огнями», в конце его правления журнал умирал, тираж стремился к нулю, гонорары отсутствовали. Но ныне, при главном редакторе Михаиле Щукине, дела наладились: увеличился тираж, «Сибирские огни» издаются на хорошей бумаге, с яркой обложкой, авторам регулярно платят гонорары (их размер – общая беда всех толстых литературно-художественных журналов), тираж на 2018 год – 1500 экземпляров. К несомненным достоинствам номеров современных «Сибирских огней» можно отнести и возобновившуюся журнальную картинную галерею: в каждом номере есть рассказ о художнике с цветными иллюстрациями, одна из работ и выносится на обложку.
У журнала есть своя концепция: отстаивая историю как традицию, редакция отдаёт предпочтение и традиции литературной, однако оставляя её границы разомкнутыми как для магического реализма и фэнтези, так и для современных художественных поисков, но без крайностей. Произведения, представленные в трёх номерах, о которых идёт речь, это подтверждают. В предисловии к рассказу Марии Молодцовой «Ромовая баба» (№ 2, 2019) Павел Басинский сказал слова, которые можно отнести к нравственным ориентирам журнала: «Рассказ «Ромовая баба» на первый взгляд незамысловат. Но две смерти – капитана и щенков собаки в блокадном Ленинграде тем не менее пронзают тебя насквозь. А сейчас очень мало пишется прозы, которая вызывает в читателе такое вроде бы элементарное, однако важное человеческое чувство, как жалость. Напомню, что один из шедевров русской литературы, рассказ Ивана Тургенева «Муму», как раз про это – про жалость, про то, что человек уязвим, как и животное, а животное страдает не меньше, чем сам человек». Ещё одна яркая новелла – «Открытый космос» Марии Косовской (№ 3, 2019). Опубликованы также неплохие рассказы Александра Романова, Марины Фёдоровой, Виктории Сагдиевой, Николая Колосова. Кстати, именно в «Сибирских огнях» состоялся дебют как прозаика букеровского лауреата 2017 года Александры Николаенко.
Несколько слов о поэзии журнала «Сибирские огни». Она разнообразна и не скована ни узами тенденции, ни рамками географии. Отмечу подборки Нади Делаланд (№ 1, 2019), Игоря Куницына (№ 2, 2019), Алексея Григорьева (№ 2, 2019) и публикацию недавно ушедшего новосибирского поэта Александра Пименова «Подле врат околоземных» (№ 3, 2019) с предисловием А. Ахавьева. Александр Пименов, пишет Ахавьев, «всегда отличался чрезвычайной эрудицией, нестандартным мышлением и тягой к литературным экспериментам. Иногда впадал в полное баловство, а иногда уходил в тёмные глубины, так сказать, философского метафоризма, выныривая из которых иронизировал над самим собой». А. Пименов говорил о себе, что он из тех поэтов, к которым известность приходит после смерти, в стихах добавляя:
Мечты сбываются,
но столь карикатурно,
Что ты проходишь,
будто с ними незнаком...
Стихотворение А. Пименова «Да был ли корабль? – не только как символ стихов...» многие знали, оно живёт и сейчас в сетевом пространстве. Как бард Пименов был любим в Томске и Омске, но поэт Пименов, оправдывая его собственное предсказание, выходит к читателю только сейчас. Большая его подборка, на мой взгляд, более удачная, опубликована в антологии «Остров. 154 стихотворения новосибирских поэтов». Пименов – явление, несомненно, интересное. В этих же трёх журнальных номерах представлены разноуровневые стихи Александра Францева, Михаила Левантовского, Алёны Бабанской, Ивана Васильцова, Ирины Рыпки.
Есть, разумеется, в журнале и критика. Например, любопытная статья Михаила Хлебникова «Блок, зеркало, нога, или В поисках потерянного отражения Дмитрия Быкова» (№ 3, 2019), в которой автор отмечает некоторые фактологические неточности в литературоведческих текстах Дмитрия Быкова и, «следуя принципам теории «литературных двойников», исправляет его «генеалогическое древо». Сам Быков считает себя литературным двойником Мережковского, а Хлебников сравнивает его с А. Амфитеатровым, который, кстати, тоже был значительной фигурой. Вот как начинается очерк о нём М. Осоргина: «Жизнь Александра Валентиновича Амфитеатрова – огромный кусок русской литературной истории». Правда, В. Розанов замечал, что природа «случается, что в припадке насмешки… устроит человека, нарочно наделив его всевозможными способностями, но отнимет у него дар уменья распоряжаться своими способностями». Но уж этого дара (да и других) Дмитрий Быков не лишён. И даже любая статья с критическим уклоном, без сомнения, пойдёт только на пользу его популярности. В том же номере «Сибирских огней» эссе Марины Кудимовой «Не надо отказываться от богатства» (№ 3, 2019), концептуальное не только для журнала «Сибирские огни», но и для всей современной русскоязычной поэзии. М. Кудимова отстаивает традицию как «систему, способную к вечному обновлению». Нельзя не согласиться с автором, что верлибр – это «явление промежуточное» между поэзией и прозой (разумеется, имеющее полное право на существование), но всё-таки русскую поэзию создают ритм и рифма. Тревогу Марины Кудимовой вызывает и массовая сетевая версификация, размывающая идею поэзии, имеющую «сакральную природу», которая отвергнута. Она приводит слова Р.М. Рильке, обращённые к молодому поэту: «И прежде всего – спросите себя в самый тихий ночной час: должен ли я писать? Ищите в себе глубокого ответа. И если ответ будет утвердительным, если у Вас есть право ответить на этот важный вопрос просто и сильно: «Я должен», тогда всю Вашу жизнь Вы должны создать заново, по закону этой необходимости…» То есть Рильке рассматривал поэзию как миссию, меняющую всю жизнь пишущего. И одно из положений статьи Марины Кудимовой этому постулату противоречит: «Психология творчества включает в себя непременное желание славы», – говорит она. Это не так. Желание славы – продукт психологии личности, имеющий только косвенное отношение к психологии творчества. И этот продукт, при доминирующей выраженности, нередко, как раз наоборот, отражает ущербность творческого потенциала. Но определение Марины Кудимовой «идеального русского силлабо-тонического стихотворения» хочется процитировать как абсолютно точное: «Помимо эстетической и этической стороны (а поэзия наша по преимуществу высокоэтична), – это сочетание безупречной техники и неповторимой интонации. Высший уровень стихотворчества – иллюзия нерукотворности (...) Высший высшего уровень – иллюзия неузнаваемости, когда звук «обманывает» и «обыгрывает» все формальные признаки».
Завершая краткий обзор трёх номеров журнала, напомню: «Сибирские огни» по времени возникновения были вторым послереволюционным толстым литературным журналом. Начавшая выходить в Москве на год раньше «Красная новь» прожила ровно 20 лет и почила в бозе в 1941 году. То есть на данный момент именно «Сибирские огни» – старейший литературно-художественный журнал России.