Илья Штемлер,
ветеран писательского цеха Петербурга
– За плечами 87 лет и коллекция хвори. Так что я домосед со стажем, и уговоры сидеть дома бессмысленны. Намёки на мой «критический для вируса» возраст звучат назойливо-пошловато. А руки я привык мыть с детства, по наставлению мамы. Особенно с дегтярным мылом – мне нравится запах… Рекомендация двигаться активнее вызывает досаду моих ровесников, стеснённых жилой площадью. Мне же повезло: полста лет назад я вложил первый «романный» гонорар в большую квартиру. Купил и велотренажёр, он меня выручает, заставляет физически двигаться…
Чем занимаюсь? Пишу роман «Продаётся старое пианино» – о судьбе когда-то дружного семейства. И пользуюсь любым предлогом, чтобы «отлынивать» от письменного стола – это плохо, вероятно, уже исписался, мысли ворочаются, словно тяжёлые жернова… Больше читаю. С особенным удивлением и удовольствием читаю свои собственные книги. Чувство близкое к тому, как родители вспоминают детские годы детей…
«Это ж надо, – думаю я без зазрения совести, – как я хорошо писал!» А к чему пришёл? И как это удаётся многим писателям до глубокой старости поражать мастерством?! Это и есть признак настоящего таланта. Но чем тогда объяснить интерес в прошлом к моим романам, ведь некоторые из них не только читались, но и инсценировались и экранизировались. Вероятно, просто у меня тогда было упрямство, что удерживало за письменным столом, вот и весь талант. А с годами упрямство обернулось обузой, и на поверхность всплыли весьма заурядные способности, которых на плаву удерживает былая известность. Поэтому туго идёт новый роман…
Чем я обязан былой известности? Знакомством со своей женой! Ей было 19, мне 54. Прошли годы, и сейчас я с особой нежностью вспоминаю день нашего знакомства. Всякое было между нами: разница в тридцать пять лет – серьёзное испытание. Но я благодарен ей за любовь мою к ней. За минуты радости, когда она возвращается домой после своих забот, за её добрый нрав, за её красоту, за её верность друзьям. Строгий «вирусный ультиматум» отсёк даже те сиротские прогулки, что я позволял себе по указаниям лекарей. Я стою у окна, смотрю на совершенно испуганную вирусом улицу. Без людей земля кажется какой-то печально овдовевшей. Я жду жену…