Это началось классе в шестом. Татьяна Васильевна – учительница русского – стращала нас чуть ли не каждый урок: «Единый государственный экзамен! Школа – вуз! Девятьсот слов!» До сих пор не понимаю, откуда она взяла эту цифру.
Так добрую половину школьной жизни нас пугали ЕГЭ. Непосредственный опыт прямого столкновения с этим таинственным чудищем произошёл в девятом классе. Это был эксперимент, в который вступила тогда Тамбовская область. Официально испытание значилось как «государственная итоговая аттестация по русскому языку за девятый класс в новой форме». На деле же никому не приходило в голову называть это мероприятие иначе чем ЕГЭ. «Новая форма» напоминала единый государственный и по структуре, и по требованиям, предъявлявшимся к ученикам, и по методике проверки.
Сначала предлагалось прослушать текст и написать по нему изложение (задание С1). Затем прочесть уже другой текст и ответить на десять вопросов к нему (задания А1 – А10). На каждый вопрос давалось четыре варианта ответа. После этого надо было написать обобщающее сочинение по двум текстам: прослушанному и прочитанному (задание С2).
С изложением и вопросами по тексту у меня всё было в порядке. А вот с сочинением возникли проблемы. Его необходимо было писать по определённой, очень жёсткой схеме, в которую я никак не могла уложиться. Однако экзамен я сдала превосходно. Спасибо готовившей нас учительнице.
Но не успели мы победить одну Бабу-ягу, как нас стали пугать другой, более сложной и ответственной. Подготовка к выпускным (и одновременно вступительным) экзаменам началась ещё в десятом классе. Уже на первых уроках учителя принялись выяснять, кто собирается сдавать ЕГЭ по его предмету, предупреждать обо всех опасностях и объяснять, как следует готовиться.
Многие уже начали заниматься с репетиторами. Особенно по иностранному языку, так как программа по данному предмету в обычных школах зачастую не соответствует требованиям ЕГЭ.
Весь одиннадцатый класс мы отвечали на вопросы всевозможных тестов. И я поняла, что для успешной сдачи экзамена необходимо не только (а может быть, и не столько) хорошо знать материал, сколько запомнить и хорошенько проработать алгоритм выполнения заданий. Отработать его надо до автоматизма, дабы не возникало никаких сомнений. Чем больше автоматизма, тем лучше. Получается прямо по Оруэллу: «Правоверность – состояние бессознательное».
Однако в частях А и В иногда попадались некорректные задания. Либо все четыре варианта ответа правильны, либо, наоборот, – подходящего ответа нет. Такой случай произошёл со мной на экзамене по английскому языку. Сначала я решила, что не поняла текст, и перечитала нужный отрывок. Прояснить ситуацию это не помогло. Тогда я просто ткнула в тот ответ, который показался мне более симпатичным.
Мой ответ оказался верным. Попала.
Доказать, что задание было составлено некорректно, невозможно. Для этого пришлось бы переписывать весь текст, что отняло бы много времени, а на экзамене его и так недостаёт. После экзамена жаловаться тоже бесполезно: никто не станет вскрывать пакеты с КИМами. Да я и не уверена, что подать апелляцию на часть А или В возможно в принципе.
Такая форма проверки знаний, как ЕГЭ, не только не предполагает творчества, но и карает за любые отклонения от установленной схемы. Моей подруге на апелляции по русскому языку члены комиссии объяснили, что проверяющий мог и не читать текст (задание С1: написать сочинение-рассуждение по прочитанному тексту). Проверяющим дают лишь таблички, где написано, какие проблемы есть в данном тексте. Если ученик нашёл проблему, которой нет в табличке, он теряет балл. Какое уж тут творчество...
, студентка 1-го курса факультета журналистики МГУ
Конечно, опыт – сын ошибок трудных. Опыта проверки знаний через ЕГЭ мы набираемся уже 8 лет, а погрешности приближения по-прежнему велики. Даже бесспорный, казалось бы, плюс единого экзамена – независимая проверка знаний – и тот теперь под вопросом. Результаты более четверти стобалльных работ Рособрнадзор не подтвердил. Код для вставки в блог или livejournal.com:
В ряде субъектов Федерации число сдавших обязательные экзамены по русскому языку и математике превысило количество выпускников на 10–20%. Это миновавшие ЕГЭ в прошлые годы или погрешности статистики? Со статистикой вообще беда. Из-за того, что дети могли подавать заявления хоть в десяток вузов и хоть на сто специальностей, их сто раз и посчитали. И высчитали, что число инвалидов увеличилось у нас в несколько раз. А когда собрали оригиналы документов, поняли, что с выводами, мягко говоря, поторопились.
Ничего не говорит статистика и о качестве обучения. Благодаря ЕГЭ, похвастал в одном из интервью министр образования и науки Андрей Фурсенко, мы «получили полную картину того, что происходит». И тут же опечалился: «Уровень образования сегодня, к сожалению, очень низкий».
Спасибо ЕГЭ. Открыл он нам наконец Америку. Да о том, что этот уровень «ниже плинтуса», все твердят уже много лет. Как поднимать сей уровень, вот в чём вопрос.
Кстати, судя по статистике, у нас, напротив, дела определённо идут в гору. По математике, например, в прошлом году двойки получили 23,5% выпускников, а в этом – только 6,7%.
Неоднозначность результатов единого госэкзамена озадачила и президента, и он распорядился создать специальную правительственную комиссию. Совет Федерации тоже пытается разобраться в хитрой статистике и обещает представить итоги своего расследования уже в сентябре.
Что ж, поживём – увидим. Пока понять, яд ЕГЭ или лекарство, весьма затруднительно.
КОД ССЫЛКИ: