Понятие «событие искусства», вынесенное доктором философских наук профессором Александром Казиным (на фото) в заглавие своего недавнего литературного труда под названием «Событие искусства: классика, модерн, постмодерн в пространстве русской культуры», предполагает наличие ряда предшествующих «элементарных» событий или подмножеств. То есть горизонта. Наиболее характерные из них в пространстве культуры и во времени Новой и Новейшей истории рассмотрены в книге, являющейся одновременно философским и искусствоведческим исследованием опорных ценностно-смысловых установок отечественной культуры.
Искусство – образное осмысление действительности, особая художественная реальность, определяющаяся идеологией её создателя. На первых страницах книги учёный предъявляет свою идею, свою точку зрения: «Истина и красота достижимы только через благодать, и наоборот, благодать открывается через красоту и истину». Неизменно в основе этой зависимости, как схематически показывает учёный, находится духовное ядро, религиозный идеал, в окружении социальных и материальных сфер бытия.
Условная схема, представленная автором в книге, позволяет все составные части бытия, отражённого в произведениях искусства, видеть в единстве в противовес редукционистскому подходу, при котором единое целое насильно разделяется на части, получая качественные и количественные дифференциации. Особенно много тому подтверждений в наше время. Так, в мини-энциклопедии стилей и течений новейшего времени (с конца XIX по XX век) перечислено 77 художественных направлений и течений: от импрессионизма и символизма до авангардизма, клаузионизма, орфизма, реди-мейда, новеченто, риджионализма и многих других, основывающихся на субъективном видении художником мира и человека. Для характеристики беспощадной искусственной их трансформации подходит выражение поэта-мыслителя И. В. Гёте: «Образ, дивно расчленённый, исчезает навсегда».
Антиномия красоты и уродства
В пространстве современной культуры иерархия художественных приоритетов поменяла направление на противоположное: верх опускают, низ превозносят. Символичная картина этого процесса, состоящая из взаимосвязанно-противоборствующих частей, представлена на обложке книги. Там – образы реперных идей нашей истории, различающихся духовным содержанием: ближе к зрителю, в уменьшенном масштабе – зловещий «Чёрный квадрат» Малевича; выше и левее – портрет работы художника Годфри Неллера, изображающий реформатора Святой Руси Петра I в европейских рыцарских доспехах. Вверху, в превосходящем масштабе, – сияющая в неизменной и нетленной красоте церковь Покрова на Нерли XII в.
В своём исследовании многие составные части художественной реальности автор книги рассматривает как части целостной картины мира. Будь то острые углы «Чёрного квадрата», нацеленные на душу России («Я с детства не любил овал! Я с детства угол рисовал!» П. Коган), или драгоценные «скорлупки золотые» орешков с изумрудной сердцевиной, которые легко разгрызает и отбрасывает в сторону белка из пушкинской «Сказки о царе Салтане».
А орешки не простые, Всё скорлупки золотые, Ядра – чистый изумруд; Вот что чудом-то зовут.
Чудо, красота, радость, золото, лучащаяся ими поэзия Пушкина – те категории, которые А. Казин представляет как животворные смыслы творчества, как его основные краски, понимая «чудо» не только в его божественном генезисе. Философ также рассматривает чудо в соответствии с концепцией Пушкина – и как колдовство, и как чародейство. Используя антиномии частей и целого, автор выявляет те необходимые элементы, обеспечивающие подлинность и ценность всей системе, которая в идеале представляется миром Святой Руси.
В реальности «символикой совершенного» обладает идея, возникшая на основании средневекового мировоззрения Руси и получившая своё развитие в период, названный классическим. Период, наследующий и сберегающий фундаментальный «образ царства», понимаемый как идеал, как венценосное наследие Византии, когда и царь, и народ в равной мере несли ответственность пред Богом.
Разрыв с библейской традицией
Расколотые орешки, скорлупки золотые – это только начало. Отъявленнее, беспощаднее упорствующее зло, обличённое в его других сказках, сегодня разрослось до невиданных масштабов и, как огромный молот, не таясь, тупо раскалывает, сокрушает мир художественный и реальный, существующий в божественных законах.
О всех явных и скрытых намерениях зла и основных средствах защиты от него мы были предупреждены великой русской классической литературой, которую А. Казин исследует в богословско-философских категориях в своей книге, призывая на помощь Пушкина и Лермонтова, Тютчева и Достоевского и других великих русских творцов в частях, посвящённых рассмотрению их духовных поисков и обретений. В век русской классики остаются в числе опорных «идея отказа от материальных – обывательских благ, если они куплены ценой души»; смиренное принятие русского крестоношения как средства сохранения ядра русского духа; уподобление Тому, Кто в «рабском виде» исходил «край родной долготерпенья» и этим Своим путём связал воедино и во веки веков «край русского народа» с Божиими Небесами.
Особенности духовных трансформаций
Автор также рассматривает особенности духовных трансформаций русской культуры на примерах творчества Мережковского, Брюсова, Горького, Блока, Есенина, подробнее на философии Андрея Белого, окончательно не отказавшегося от божественного идеала, но претендующего на «овладение всеобщим идеальным основанием сущего». Революция многим спутала карты, однако в какой-то мере и освободила творцов: бей, круши, верь во всесилие человека, осуществляй свои запредельные мечты. Весело шагай сквозь «чёрный вечер и белый снег», смейся над «брюхом с крестом», а сможешь – так и распори его. Но «под снежком – ледок», и больно можно упасть и окоченеть. И это если не понимали, то чувствовали намоленной родовой памятью деятели культуры начала XX века. И противоречивый Василий Розанов в те страшные годы заявляет, что «единственное тёплое место, оставшееся в красной России, – это Церковь». И чуют русские гении, что всё же не бросает на произвол судьбы своих неразумно взбунтовавшихся русских детей Иисус Христос. Даже оскорблённый ими, он, оберегая, сопровождает их:
Нежной поступью надвьюжной, Снежной россыпью жемчужной, В белом венчике из роз…
Как показывает А. Казин, не иссяк христианский импульс русской жизни в искусстве несчастного XX века, унаследовавшего все болезни петровской «перестройки». «Христианство в Российской (петербургской) империи в главных своих смыслах пресуществилось в культуру («святая русская литература» по Томасу Манну). Более того, на общественном и государственном уровнях оно трансформировалось в революцию: утопическую, мистическую, символическую, оккультную, но сохранившую исходный религиозный импульс». Парадоксом русского модерна учёный называет нежелание принимать им человеческое бремя – ни в религии, ни в искусстве, ни в государстве.
Литературные перекрёстки
Отдельные исследования А. Казин посвящает эгоцентричным поискам на революционных перекрёстках политической, военной, эротической, религиозной ситуаций героя романа Пастернака «Доктор Живаго», обречённого на «свободный выбор». Или бесовским фантасмагориям легендарного произведения Булгакова «Мастер и Маргарита», показывая на примере этих известных спорных романов, как классика существует в них в новой, модернистской ипостаси, а кажущийся примитивным антропоцентризм расслаивается на эстетические, нравственные, религиозные компоненты.
Решающим этапом становления советской литературы, как отмечает автор исследования, были 1930–1940-е годы. И из этой истории, как из песни, слов не выкинешь, как если из разбиения числа убрать какую-либо его составляющую, оно понизится в своей значимости. Именно в это десятилетие сформировалась культура, которая воодушевила на воинский подвиг советских людей, искупивших на фронтах Великой Отечественной войны грехи народа: за предательство своей клятвы помазаннику Божию царю Николаю II, за войну Гражданскую, за потворство большевистским зверствам. Поэму А. Твардовского «Василий Тёркин», пронизанную энергией народного духа, отражающую исконное, соборное отношение к жизни, проясняющую принципы русского характера, подвижничество, направленное на соединение земного и небесного, бытийного и бытового, А. Казин называет образцом «советской веры».
Оптимистичная книга
Новая книга А. Казина имеет в основном тематику и структуру, подобную предыдущим его изданиям («Философия искусства в русской и европейской духовной традиции» (2000 г.), «Великая Россия» (2007 г.). В них по сравнению с новым исследованием, кажется, было больше восторженного отношения к бытию, больше чувственно-эстетического переживания, метафорического уровня доказательства, вдохновенного огня поиска. Новая книга имеет установку на строгое богословско-философское, более концентрированное осмысление пространства культуры, проявляющейся в других параметрах в изменившихся за 20 лет реалиях бытия. Настоящему исследованию присущи большая духовная концентрация и увеличивающаяся центростремительная скорость мысли. Это и понятно. Мы тоже торопимся, видя собственными глазами, как жестоко сегодня сталкиваются противоборствующие смыслы, как ускоряется время. Кажется, стремительно приближается Армагеддон, время последней битвы сил добра и зла, полем для которой промыслительно определена Россия.
Но книга А. Казина, показывающая сознательное и неосознанное русское духовное сопротивление в историческом процессе в пространстве культуры, оптимистична. Она, предвосхищая новую трудную, жертвенную «русскую победу», оставляет надежду на отсрочку «последних времён». Мы видим, как мировое, по Достоевскому, страдание сегодня расширяется. И опять принимаем его на себя, не пугаясь Крестного древа.