Прочитав в «ЛГ» № 39 статью Георгия Семакова «Наш ласковый мачо», я подумал: а не это ли привело к тому, что иные современные писатели так беззастенчиво стали самовосхвалением заниматься? Тут, конечно, прежде всего надо говорить о потере скромности, но не только: если одних не одёргивают, принимают за должное их хвастовство – так почему бы и другим не попытаться так же возвысить себя? И критики часто помогают им в этом, по сути, оказывая медвежью услугу.
Московский прозаик Иван Зорин (о котором в Википедии сказано, что он внебрачный сын Милорада Павича) заявляет в интервью: «Я прессую свой материал до афоризма… Я узнаваем, а это немало». Это публикуется в одном, другом издании – и ничего, будто так и надо. Кто-то назвал его «признанным лидером гиперинтеллектуального направления в современной прозе». Под его биографией в Интернете появляется такая запись: «Учителем Зорина, конечно же, является Борхес. Похоже, что гениальный ученик превзошёл учителя» (Александр Шапиро).
Не менее «скромно» говорит о себе прозаик и сценарист из Казани Денис Осокин: «Я занимаюсь глубоко личным художественным исследованием. Делиться своими художественными открытиями (!), безусловно, хочется, но не спорить. Кому мои книги нравятся – души этих людей мне родственны. Кому не нравится, что я пишу, – это чуждые души» (?). На сайте «Новая литературная карта России» в качестве его визитной карточки представлен такой текст: «Мы шли по мосту и оживлённо гадали, какие могли быть у той или иной собаки крылья… Борзые летают – девушки сходят с ума, и крылья у борзых, как у архангелов на полотнах итальянских возрожденцев… Мост был длинный, прогревшийся за день, и собаки с нашими крыльями летали над нами». Есть тут хоть отдалённый намёк на художественное открытие и художественное исследование мира?..
В предисловии к своей книге «Ангелы и революция» он пишет: «Предлагаемая литература делится надвое – примитивизм и литература для мёртвых». Для мёртвых – это новое. Или мы чего-то недопонимаем? «Если примитивизм тут – это «неотстранение», восприятие чудесного как обыденного, – разъясняет нам поэт, прозаик, литературный критик, литературовед, редактор (так в Википедии. – А.Ш.) Данила Давыдов, – то «литература для мёртвых», напротив, отстранение, придание предметам и явлениям трансцедентных черт». Да-а-а, мудрёно!
Владимир Иткин, критик: «Мир, созданный Осокиным, слишком необычен. Его атомы – зеркала, какие-то дрожащие и подлые российские образы, а затем – очень искренние, яркие, порой неприятные, вуайеристские эротические фантазии в стиле ретро. Каждый из рассказов – живой и поэтически ёмкий слепок вздымающейся волнами порномассы…»
Книги постоянного автора «Нового мира» Дмитрия Данилова выходят с пометкой: «Современная русская классика». Критики выделяют у него «Горизонтальное положение» – роман в форме дневника писателя, работающего в издательстве, которое выпускает проспекты разных компаний, торговых и прочих. Каждая глава начинается (дневник же!) с обозначения даты, времени пробуждения, дороги на работу – название улицы, номер автобуса, обрывки разговоров. Иногда пишется: «Раннее пробуждение… Принятие решения идти пешком». Описание рабочего дня – отдельными короткими фразами: сел за стол, придвинул папку… На обратном пути с работы так же: улица, номер автобуса… Дословно: «Добредание до остановки. Доезжание на автобусе». Дома: «Употребление в пищу каких-то штучек из сыра. Выпивание алкогольных напитков. Осознание необходимости принять горизонтальное положение. Сон». Так на протяжении всего романа, иногда в несколько ином варианте: «Укладывание себя в горизонтальное положение…» Есть и такое: «Отмечание старого Нового года при помощи шампанского и сухого вина…» Кончается роман так: «Постановка последней точки. Описание постановки последней точки… Собственно, это всё. Горизонтальное положение. Сон». Очень похоже на так называемый юмор «Аншлага».
Но вот оценка уже знакомого нам Данилы Давыдова: «Подозреваем, что такую инертную с виду, сугубо эмпирическую прозу, воздействующую на читателя чем-то неуловимым, мечтали писать очень многие. Но много званых, да мало избранных».
Смотрим ещё один роман Данилова – «Описание города». Эпиграф: « Я знаю есть город он совсем никакой» (без запятых, конечно) – из стихотворения Данилы Давыдова. Начинается так: «Описать город. Взять и описать город. Выбрать какой-нибудь город и описать его. Побывать в городе несколько раз, много раз, десять раз или лучше двенадцать. И описать его…» Далее начинается описание поездок, двенадцать поездок, строго по месяцам года. Стиль такой же, как и в дневниковом «Горизонтальном положении».
Творчество поэта и прозаика Марианны Гейде оценивает тот же Данила Давыдов: «Кажется, о Гейде можно говорить чуть ли не как о своего рода культовом авторе… В её рассказе – свёрнутая в пружину повесть, в повести – «спрессованный» роман». И о содержании: «Антропоморфизация неантропоморфных существ и предметов параллельна расчеловечиванию человеческих персонажей…»
Читать Марианну Гейде уже и не хочется.
Создаётся впечатление, будто и писатели, громко заявляющие о себе, и критики, пишущие о них, не слышат слов, какими пользуются, не вдумываются в них, не то бы самим неловко стало. Получается, пришёлся критику по вкусу какой-либо автор – так и давай о нём самые высокие слова, выспренние, витиеватые, иначе какой же ты будешь критик?
Вот книга кемеровского писателя Сергея Солоуха «Клуб одиноких сердец унтера Пришибеева». Характерный для неё стиль: «Но отнюдь не томноокое существо по имени Валера, Валерия Николаевна, что днём в отдельной комнате летом пустого дома охотников спала, либо солдатскими байками немца с французским литературным псевдонимом портила глазёнки дивные, а ночью из лежебоки, чеховской героини превращалась в безумную и бесстыжую бестию, настоящее наказание, алым папиросы огоньком с ума сводившую дремучую, инсектами озвученную ночь…» На обложке книги: «…виртуозные словесно-музыкальные построения» (Андрей Немзер); «…почти физическое наслаждение при чтении, выпивается, как вино, мелкими глотками» (Николай Александров); «Надо быть уж совсем круглым дураком, чтобы не понять, что такой писатель мог быть дан только великому народу» (Роман Лейбов).
Кроме вреда пишущим, подобные «всхлипы» ничего не принесут. Правильно замечает Георгий Семаков: раскрученные таким образом авторы раз от разу пишут всё хуже.