Статьями Максима Лаврентьева и Александра Яковлева, опубликованными в № 3–4 «ЛГ», был начат разговор о содержании современных учебников по литературе. В № 8 в дискуссию включился Михаил Голубков. Сегодня на материале вузовских учебных пособий проблему анализирует доцент Литературного института им. А.М. Горького, кандидат филологических наук Сергей КАЗНАЧЕЕВ.
Взгляд на проблему мне хотелось бы сузить до области современной, или же новейшей, русской литературы, так как положение в этой сфере изучения отечественной словесности, как кажется, особенно аховое. Да, исследователям нынешнего литературного процесса приходится нелегко: наши мнения о достижениях изящной словесности последних десятилетий находятся в перманентном состоянии становления. Понятно, у каждого исследователя свой вкус и свои предпочтения, но часто видно, что на уровне учебных пособий подобная вкусовщина приобретает катастрофические масштабы.
Участник дискуссии М. Голубков в своей статье «Война и мир» в клипах» справедливо сетует на массированное внедрение в методологию Единого государственного экзамена (ЕГЭ) тестирования знаний в области литературы. Но он лукавит, представляя дело таким образом, будто Яковлев и Лаврентьев равнодушны к этой беде, а зациклились на проблеме персоналий. Суть в том, что сам-то он предлагает нам молиться на федеральный компонент Государственного стандарта общего образования, мы же говорим о реально существующей литературе, а её делают не стандарты и компоненты, но личности. И в принципе их отбора – корень вопроса. Смена литературного кода напрямую связана со сменой составов (имён, персоналий). А если стандарт диктует нам однобокое видение литературного ландшафта, то его необходимо изменить.
Беда в том, что большинством специалистов в их изысканиях упорно педалируется внимание к одной составляющей ветви современной отечественной литературы: той самой, которую идеологически и эстетически называют близкой к либерализму, структурализму и постмодернизму. И – соответственно – тщательно обходятся, купируются или даже замалчиваются достижения тех направлений и групп писателей, которые ориентированы на традиционные национальные ценности.
Открыто декларировать или признавать однобокость и тенденциозность подхода никто не решается. Наоборот: все авторы дружно отмечают многоуровневость и нелинейность развития новейшей литературы. Так, например, авторы учебного пособия «Современный литературный процесс в России» Т. Давыдова и И. Сушилина (Московский государственный университет печати. – М., 2007) во введении провозглашают: «Литературный процесс включает все написанные в данный период художественные тексты в их восприятии читателем и критикой», с чем трудно согласиться – всё-таки явная графомания не оказывает реального влияния на серьёзную литературу.
Но этой декларацией объективность и заканчивается, ибо в разделе «Проза» из ста семидесяти пяти страниц современной реалистической прозе посвящены, собственно, только главки о В. Распутине и В. Астафьеве (21 стр.), а основной упор сделан на сочинения постмодернистов. Кроме того, в пособии разбираются произведения, несомненно, достойные внимания («Архипелаг ГУЛАГ», «Матрёнин двор» и «Красное колесо» А. Солженицына, проза Ю. Трифонова, «Пушкинский дом» А. Битова, «Москва – Петушки» Вен. Ерофеева), но принадлежность их к современному литературному процессу может вызвать определённые сомнения. А главное, никакой логики в отборе имён не просматривается: если в прозе решено обращаться к умершему в 1981 году Трифонову, в поэзии – к погибшему в 1971-м Рубцову, то почему бы и здесь не вспомнить об Александре Вампилове, оказавшем огромное влияние на современный русский театр?
Ещё тревожнее ситуация в разделе «Поэзия». Всё творчество представителей реалистического крыла сведено к трём (!) страницам, посвящённым «тихой лирике», причём бегло разобраны только стихи Н. Рубцова с двумя ссылками на М. Эпштейна, как будто он – крупнейший специалист в данной сфере, а имена Ю. Кузнецова и Н. Тряпкина даже не упомянуты! Да и Рубцов аттестуется в высшей степени пренебрежительно: «Роль лидера «тихой лирики» досталась рано погибшему Николаю Михайловичу Рубцову…» Но, во-первых, при жизни Рубцова даже в узком кругу поэтов никаким лидером не считали. А во-вторых, что это за бесцеремонность по отношению к большому поэту: не заслужил, мол, такой роли, а так, «досталась»?
Куда более щедры авторы по отношению к поэтам-шестидесятникам Е. Евтушенко, Б. Ахмадулиной, творчеству И. Бродского (18 стр.), лианозовской школе, концептуалистам Д. Пригову и Л. Рубинштейну, Т. Кибирову. О какой, простите, объективности и всеохватности можно тут вести речь?
Не меньше вопросов вызывает раздел «Драматургия». Среди главных фигурантов процесса тут выступают Н. Коляда, В. Сигарев и Е. Гришковец – троица, согласитесь, не самая впечатляющая…
Надо добавить, что и с методологической точки зрения учебное пособие выглядит по меньшей мере противоречиво. Начинается всё с крайне сомнительного заявления: «Цель данного учебного пособия – познакомить студентов нефилологических специальностей (редакторов, книговедов, журналистов, библиотекарей, культурологов) с современным литературным процессом…» (с. 3). Сообщаю на всякий случай, что без основательного знания филологии в этих профессиях ну никак не обойтись, а то ведь не ровён час – и писателей отлучат от языкознания. На следующей странице приводится забавный тезис о том, что в учебном пособии большое внимание будет уделено «теории постмодернизма и тесно связанными с ним абсурду, интертекстуальности…». Соглашаясь с тем, что в теории и практике постмодерна абсурда и впрямь хватает, должен предположить, что речь тут должна бы идти о литературе абсурда или абсурдизме.
Прочтя всё это, уже не удивляешься, когда авторы судят-рядят о давнишней борьбе журналов «Октябрь» и «Новый мир», напрочь забывая о третьем фигуранте полемики – «Молодой гвардии», или если в трактовке типа «вольного человека» в качестве примера приводится… рассказ В. Шукшина «Срезал», персонаж которого – полуграмотный демагог Глеб Капустин – никаким боком к этому типу не относится. Но, пожалуй, самое поразительное в данном учебном пособии вот что: анализируя современный литературный процесс, авторы не уделили ни части, ни даже главки важной составляющей самосознания литературы – критике, если не считать краткого списка имён «известных российских историков (очевидно, имеются в виду историки литературы. – С.К.) и литературных критиков», куда вошли, скажем, Л. Колобаева, И. Скоропанова, П. Спиваковский, а вот, например, В. Кожинов, П. Палиевский и В. Курбатов красноречиво отсутствуют. Это всё равно что изучать русскую классику XIX века, не учитывая мнений А. Хомякова, А. Дружинина, А. Григорьева, Н. Страхова…
Но, быть может, случай с книгой Т. Давыдовой и И. Сушилиной – досадное исключение? Увы и ах! Если присмотреться, скажем, к учебнику М.А. Черняк «Современная русская литература» (М.: ФОРУМ – САГА, 2008), то обнаруживаются вещи ещё более прискорбные. Поражает прежде всего композиция пособия. Фигурантами многих разделов книги М. Черняк являются либо одни и те же персонажи (А. Битов, В. Войнович, С. Довлатов, В. Пелевин, Л. Петрушевская – дважды; Т. Толстая – чтобы мы не усомнились, кто у нас писатель ‹ 1, четырежды!), либо имена случайные, избранные сугубо по вкусовому принципу: Ю. Даниэль, А. Уткин, Э. Гер, В. Тучков, О. Стрижак, Е. Долгопят… Согласитесь, метод отбора граничит с произволом.
Не более убедительны и наименования частей книги: «Образ Петербурга в прозе рубежа XX–XXI веков» (явный реверанс питерской команде), «Пушкинский миф в литературе конца XX – начала XIX века» (для учебника тема чересчур специальная), «Женский почерк» в современной прозе», «Наше всё»: А. Маринина в зеркале современного иронического детектива» (отчего было не поместить её в разделе «женский почерк»?).
Крайне сомнителен подбор материала внутри каждого из разделов: в разговоре о герое современной литературы помимо уже названных писателей разбираются произведения В. Шукшина, В. Астафьева, Ю. Мамлеева и О. Славниковой, написанные в совершенно разных системах эстетических координат. А там, где разбирается роль юмора и сатиры, М. Черняк довольствуется именами В. Войновича и С. Довлатова.
Никакой логикой не объяснить и отбор привлечённых текстов для главы о современной антиутопии. Использованные здесь названия и цитаты особых возражений не вызывают, но почему за бортом исследования остались книги этого жанра, принадлежащие перу С. Есина, В. Крупина, М. Попова и др.? Ссылка на то, что на малой площадке нельзя объять необъятное, неубедительна, так как автор совсем не жалеет места для необязательных стихов О. Григорьева, а особо милые сердцу цитаты приводит дважды: повторено, скажем, пространное высказывание В. Новикова об участии критики в поддержании писательской популярности (с. 17–18 и с. 257).
Ничтоже сумняшеся М. Черняк утверждает, что с распространением компьютеризации «мы живём в эпоху «после Гутенберга», однако излагать подобные идеи в пособии, изданном типографским способом в большом количестве экземпляров, всё равно что, раскатывая на авто, отрицать двигатель внутреннего сгорания.
В другом месте автор столь же безапелляционно заявляет, что «Петербург – единственный город в мире, имеющий четыре официальных названия (Петербург – Петроград – Ленинград – Петербург)», что вынуждает заподозрить её в скверном знании арифметики и топонимики: из трёх (а никак не четырёх!) приведённых тут вариантов один есть всего лишь перевод с немецкого, а главное – не приведён действительно официальный: Санкт-Петербург.
Неточностей в пособии – пруд пруди. В перечислении современных прозаиков на с. 12 встречаем А. Геласинова (вероятно, Геласимова) и Е. Родова (очевидно, у автора произошла коннотация имён Егора Радова и известного деятеля РАППа Семёна Родова). Есть дезинформация и в сведениях о писателях (по какому принципу здесь проходил отбор, тоже неясно: есть справки о вскользь упомянутых в книге Алексине, Ковале, Липкине, Нагибине, но нет биографий тех, чьи имена вынесены в содержание, – Уткина, Гера, Стрижака, Долгопят). Такое ощущение, что М. Черняк сама не верит в декларируемую значительность их книг. Известная детективщица отрекомендована как Дашкова Полина Викторовна (Шишова), тогда как по Литинституту её знали как Татьяну Поляченко, а Сергей Довлатов по воле М. Черняк в 1972 году переезжает в Таллинн, тогда как написание эстонского топонима тогда было иным (это похоже на то, как абсурдно звучало бы словосочетание «блокада Петербурга» или «Волгоградская битва»).
Но, разумеется, дело не в неточностях, хотя и они раздражают, а в том одностороннем, сугубо кружковом, групповом, междусобойном подходе к отбору имён и названий. В глаза бросается приглушённо-последовательная тенденция: не обращать серьёзного внимания на авторов, придерживающихся традиционных ценностей.
Но когда в учебном пособии по современной русской литературе напрочь отсутствует информация о таких писателях, как М. Алексеев, В. Белов, Ю. Бондарев, Л. Бородин, В. Галактионова, Г. Горбовский, Н. Зиновьев,
В. Казанцев, А. Ким, П. Краснов, Ю. Кузнецов, Ст. Куняев, Э. Лимонов, В. Личутин, В. Максимов, С. Сырнева, Н. Тряпкин, О. Чухонцев, И. Шкляревский, невольно задумаешься: а может, дело не только в смене литературного кода, заявленного автором? А что, если однобокое представление о нашей новейшей словесности насаждается ещё и потому, что за написание учебников берутся люди, мало осведомлённые о литературном процессе, которые ограничиваются страницами «Знамени», «Нового мира» и «НЛО», а в литературную периодику других направлений даже не заглядывали? Тогда приходится признать, что под видом учебных пособий публике предлагают не исследования специалистов, а своего рода «письма тёмных людей», которые не просвещают взыскующих истину,
а вводят в заблуждение.
P.S. Наверняка мне захотят возразить: а если, мол, заказать учебник тому, кто ориентирован на реалистическое направаление, он будет пиарить только своих. То есть: или – или, а третьего не дано. Не уверен. Не один год без движения лежит в издательстве «Академия» рукопись учебника по истории русской критики, подготовленного кафедрой теории критики Литинститута (я – один из авторов), где славянофилы соседствуют с западниками, Розанов с Плехановым, а Латынина с Лобановым. По забавному стечению обстоятельств под отрицательной рецензией на пособие, авторы которого стремились к объективности, стоит подпись профессора Голубкова. Значит, кому-то выгодно формировать представление о литературном процессе в урезанном, а то и искажённом виде. И подход этот явно не государственный.
«ЛГ» поздравляет своего давнего друга и автора Сергея Михайловича Казначеева с 50-летним юбилеем и желает ему новых ярких публикаций и крепкого здоровья.