Фраза, вынесенная в заголовок, – несколько провокационное утверждение для литературной рецензии, не так ли? Однако какова проза – таков и отклик. А проза известного петербургского писателя Сергея Арно изобилует нетривиальными сюжетами, провокационными и парадоксальными утверждениями и неожиданными заключениями.
Итак, смерть нынче в моде... Модный тренд, некоторые на нём зарабатывают большие деньги, как это счастливо случилось со знаменитым художником Дэмиеном Хёрстом, который за 12 миллионов долларов умудрился продать тушу акулы в формалине. Однако не о нём речь. Модным направление Mementomori становится во времена декаданса, характерного для переходных периодов, смен эпох, сопровождающихся апокалиптическими настроениями. Вот и Сергей Арно не остался равнодушным к этой теме, в его творчестве «байки из склепа» занимают особое место. Однако взглянул он на эту печальную тему по-своему, в отличие от других творческих личностей – писателей или художников, которые либо эстетизируют смерть, либо уходят в мистику или философию. В этом смысле автор «Восстания слов» поступил не по шаблону: с присущим ему чёрным юмором описал всё, что связано со смертью, не как таинственное и ужасное явление, а как обыденное и смешное. Подобно скоморохам с их карнавальным высмеиванием старухи с косой, оборотней, леших и прочей нечисти, он смеётся над смертью. Или над нашим страхом смерти и пиететом перед ней? Собственно, подобное отношение к уходу из жизни характерно для русской традиции, отечественного фольклора, в отличие от западного, с его мистикой и эстетикой умирания. У Сергея Арно мрачная и тоскливая тема, препарированная остро отточенным пером сатирика, производит именно тот эффект, которого таким оригинальным способом и добивается автор, желая высмеять что-то или привлечь внимание к чему-то важному.
История петербургской нечисти
Открывает книгу повесть «Мёртвые сами знают отчего. Истории петербургской нечисти», в которой автор традиционно обращается к петербургскому колориту. В фокусе его воображения – легенды острова Голодай. Так в прошлом называлась часть Васильевского острова, где селились беднота или изгои общества и располагалось несколько кладбищ, на которых после революции были разбиты парки. Места скорби превратились в места для гуляний: например, на месте одного из некрополей располагается ныне парк Декабристов, который и оказывается главным местом действия. А уж если главное место действия – кладбище, то и главные герои – мертвецы.
Кстати, кладбища, стёртые с лица земли и превращённые в парки, тоже своего рода показатель отношения к смерти. Власть, отрицавшая Бога и загробный мир, старалась не думать о том, что жизнь преходяща, а её удовольствия – временны, старалась вообще забыть о том, что смерть существует. И этот факт нашёл своё отражение у Арно: один из героев, красный командир, настолько отрицает всё таинственное, потустороннее, что, оказавшись ночью на кладбище, стреляет по мертвецам...
В повести воображение автора нарисовало картину, где мёртвые, чей покой нарушен, рассеялись между живыми. Мёртвые среди нас: они подстерегают нас, пока ещё живых, в подворотнях, соседствуют с нами в коммуналках. И даже внедряются в Дом писателя. Ладно бы под видом поклонников литературного творчества – против этого никто бы не возражал. Но они внедряются под видом критиков. Больше того, к ним даже тянутся современные живые писатели с просьбой написать критическую статью, дабы, когда они умрут, обрести бессмертие, подобно тому, как мёртвые не могут упокоиться, потому что бессмертны... Бр-р-р! Абсурд какой-то!
Именно так: абсурд в обыденной реальности – тоже один из художественных приёмов Сергея Арно. Постепенно он нагнетается, достигая апогея на фуршете в Доме писателя, где вокруг стола с напитками и закусками собираются реальные, живые писатели (автор даже называет их имена, чтобы создать полную иллюзию погружения в реальность), а рядом с ними, перемешавшись с живыми, поднимают тосты мертвецы: «На презентацию нового номера журнала «Аврора» вместе с бородачом, опираясь на костыль, притащились старый солдат без ноги в шапке с опущенными ушами и женщина в длинной юбке с каким-то кульком на согнутой руке, словно был там грудной ребёнок, но – не ребёнок, потому что всю презентацию ни разу не подал голоса. Чуть позже подошёл статный мужчина с усами, как у кавалерийского офицера, – ему только шашки на боку не хватало, а так вылитый революционный командир».
Нагнетание абсурда
Нагнетание абсурда призвано проиллюстрировать главную идею автора: «Да, мысль материализуется. Когда-то я негодовал, что живые критики изучают и пишут о мёртвых писателях, и считал, что критика мертва, а вот теперь мёртвые критики пишут статьи о книгах живых петербургских писателей, но в статьях их нет жизни». Следовательно, о том, кто реально жив, а кто хотя и живой, но уже как бы и умер, – решать читателю...
Эссе «Каннибализм как высшее проявление любви» продолжает тему смерти, но уже не в художественном, а в публицистическом варианте. Название провокационно, оно призвано удивить читателя, ошеломить, может, даже вызвать негодование, но уж точно не оставить равнодушным и прочитать до конца, чтобы узнать, какую идею хочет донести автор. А он начинает эссе с парадоксального утверждения о том, что «раньше человекоядство широко процветало на всей территории планеты. И неудивительно! Как известно, человеческое тело содержит в себе огромное количество питательных веществ, микроэлементов и прочих полезных для здоровья человека компонентов, каких не содержит ни одно живущее на планете существо. Содержащиеся в организме человека вещества способны излечивать болезни, улучшать зрение и слух, омолаживать организм... Человек – это фактически лекарство от всех болезней».
Шокировав читателя, Сергей Арно развивает свою мысль и приходит к выводу, что «каннибализм – тема более ёмкая», чем простое поедание тела. И подводит к проблеме нравственной подоплёки употребления стволовых клеток, что является «цивилизованным каннибализмом»: «Стволовые клетки, как известно, получаются от 5-дневного эмбриона человека (проще говоря, человеческого зародыша) и, введённые в старый и больной организм, омолаживают и лечат его. Это тот же самый каннибализм, только с медицинским лицом».
Эпидемия графомании
Эссе «Эпидемия графомании – угроза человечеству» автор начинает с утверждения, что «история человечества знает немало психических эпидемий», и подводит читателя к парадоксальному выводу: графомания – одно из проявлений отклонения в психике. Под остриё сатирического пера попадают графоманы, которые, пользуясь тем, что за деньги можно опубликовать любой опус, а через социальные сети его продвинуть, начинают агрессивно популяризировать, навязывать обществу своё творчество. И поскольку графоманы, как правило, агрессивнее, нахрапистее настоящих писателей, больше занятых работой над словом, нежели самопиаром, то именно бездарные, но активные оказываются на виду. И создаётся ложная иллюзия, согласно которой графоманы и есть истинные представители современной литературы.
«Россия стоит сейчас на пороге психической эпидемии, последствия которой трудно предугадать. Но одно очевидно: если политики, звёзды шоу-бизнеса, врачи, учителя, инженеры и футболисты не займутся своими прямыми обязанностями и не оставят пагубное пристрастие к графомании, страну может ожидать трагическое будущее».
А потом читающая аудитория утверждает, что современная литература мертва.
Помимо повести и эссе в книгу «Восстание слов» вошли зарисовки «О путешествиях, подводных погружениях и древних цивилизациях». Путевые заметки, во все времена любимые читателями. Ещё бы! Личные впечатления, которых нет в официальных путеводителях. Тем более автор – не только теоретик-наблюдатель, но и активный путешественник, дайвер. Каир, Александрия, Судан, Кокос – остров пиратов и разбитых надежд, Луксор – город живых и мёртвых, а ещё Сиам – Таиланд, Вьетнам, Дания. Кажется, что сидишь с автором за чашкой чая и слушаешь его захватывающие истории, героем которых оказался он сам.
Также в книгу вошли разнотематические рассказы, печальные и смешные, где грустное соседствует с радостным. Как это и бывает в жизни.
Ольга Шпакович