Елена Сазанович,
писатель, драматург, сценарист
«Я не могу больше, понимаете, не могу!..» Её голова безвольно упала на руки. Но руки крепко сжимали руль. Как темно вокруг. Как холодно. Почему никто не обращает внимания, что гараж так похож на могилу. Ни одного окошка. Когда Бог закрывает дверь, он открывает окно? Не всегда. Потому что происходящее невозможно! Это не моя Родина! Чья угодно! Только не моя. И в этой, такой чужой, на которую я не давала согласия, жить не хочу! «Ухожу, нету сил…» Стоп. А тогда были? Юлька, ты же ходила в бесстрашных! Похожая на всех выпускниц 1941-го. Тургеневские девушки, прижимающие к груди «Как закалялась сталь». Без раздумий прибавляющие возраст, чтобы прямо со школьной скамьи – на фронт. Легко спрятавшие косички под пилотки. Запросто сменившие «лодочки» на кирзачи. Они были чисты и честны. И легко и честно могли отдать жизнь за Родину. Они тащили на себе раненых. Мёрзли в окопах. Их убивали. И они воскресали. И снова – на фронт. Они сумели защитить Родину. Но родина не сумела защитить их. Спустя 40 лет… Это была их страна. Они родились вместе с ней. И вместе с ней умирали… Юлия Владимировна, вы же Вселенская личность! Ордена и медали блестят как звёзды! И ваши стихи – война и звёзды! И звёзды на войне. И планета названа вашим именем! И вдруг – реквием по себе.
Они всегда доверяли власти. Власти в первую очередь. Но уже было допущено невозможное. Поражение Победы. Их Победу победил не Гитлер. А немецкое пиво. Им же – «Осиновый кол на могиле, / Над могилою юности нашей / Распятой». Их распяли два раза. И второй они уже не воскресли. И всё-таки даже если «мир до невозможности запутан». И даже если «там было легче». Может, нужно было ещё… Что? Биться головой о стену? В 41-м были чужие, с чужим языком. А это же свои, родненькие. Из одного села, с одной улицы, одной школы. Как стрелять в своих? Вернее, в тех, кто ещё вчера был своим. Но те, кто ещё вчера был своим, не раздумывали. Они метко стреляли. В упор. В спину. И пулями, и словами… И лучше бы это случилось тогда. На фронте. Когда осколок застрял в миллиметре от сонной артерии. Чтобы не видеть. Не знать. Что они погибали за то, чтобы наша страна вошла в «призовую тройку» по кучке миллиардеров. Чтобы другая кучка выливала потоки грязи на нашу страну и вас. Чтобы третья кучка проползла на Олимп сбрасывать оттуда гениев. А ещё и другие кучки – насиловали, грабили, убивали. В том числе ветеранов. Просто так. И не просто так. Потому что в ЭТОЙ стране уже было можно. «Где солнце померкнет, и звёзды спадут с небес». И с Кремля, и с погон. И флаги уже чужие. И растоптан тот, с которым они прошли до Берлина. «А если ты, падая, знамя уронишь, / То я его подниму». Поздно. Друнина не подхватила. То красное знамя, о котором много лет назад написала маленькая Друня в своём первом стихотворении. И она растерялась. «Безумно страшно за Россию…» Страшно.
«Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас, ибо многие придут под именем Моим…» Они пришли. Лжепророки. Лжеучителя. Лжеобвинители. Самое страшное преступление постсоветского времени – против ветеранов Великой Отечественной. И оно ещё не раскрыто. Когда лишь с конца августа по октябрь 1991-го более полутора тысяч человек покончили с собой. Только по официальным данным. Среди них и Юлия Друнина… Ей на миг показалось, что сквозь щель в закрытом гараже пробивался луч солнца. Нет, показалось. «Как летит под откос Россия, не могу, не хочу смотреть!» Она завела свой «Москвич». И ушла навсегда.
Друнина родилась вслед за Победой – 10 мая. А ушла без неё. Какой долгий день, длящийся уже 80 лет. В котором кроме Победы есть ещё и вина. Перед теми, у кого эту Победу отняли… Загадывать на будущее в России – плохая примета, но бить во все колокола за светлое будущее – это про Юлию Друнину. Про её товарищей. Про всех, кто знает. Что колокола не молчат. И после 9 Мая неизбежно наступит 10-е. И далее – по счёту.