В 1970 году Андрей Гончаров поставил пьесу Афанасия Салынского «Мария» – темпераментно, ярко, зрелищно. Действие разворачивалось вокруг конфликта между секретарём сельского райкома партии в Сибири Марией Одинцовой и начальником строительства Добротиным, ибо строительство это могло губительно сказаться на экологии края. Наряду с комплиментами авторам спектакля приходилось выслушивать и упрёки, которые сводились к тому, что, коль скоро строительство курирует Москва, секретарю провинциального райкома изначально не позволили бы подать голос: весовые категории слишком уж разные. Справедливо?
Мария в исполнении Светланы Мизери была женщиной сильной, властной, она даже с таким Добротиным, каким играл его мощный артист Владимир Самойлов, могла говорить на равных. Происходил конфликт традиционно производственного свойства. Получалась игра на одном поле, и тут была некоторая натяжка.
Андрей Александрович – и это его режиссёрское право – поставил спектакль не совсем о том, о чём написана пьеса.
Она начинается песней, которую поёт девочка-подросток (в электричке услышала и запомнила).
– Выразительный текст. И как тонко стилизован под электричку, – сказал я Салынскому, прочитав пьесу тогда, пятьдесят лет назад. – Это ваш текст, Афанасий Дмитриевич?
– Мой, – смущённо подтвердил Салынский, в поэтическом творчестве прежде не замеченный.
Смотрела нам смерть фронтовая, лихая в глаза...
Но мы не сдавались, сражались не труся.
Потом, весь израненный, наш командир приказал:
– Отдайте, ребята, отдайте патроны Марусе.
Мы – в ранах, в бреду, а противник пойдёт поутру...
Одна лишь она среди нас семерых сохранилась.
Её берегли мы, как дочь, как родную сестру,
Теперь и она нам в решительный час пригодилась.
Привожу песню целиком, потому что в спектакле её не было вовсе, а она, по-моему, существенна для понимания того, что хотел сказать драматург.
Да, противостояние далёкой сибирской глубинки высокому московскому руководству было заведомо обречено. Люди это хорошо понимали и в безнадёжное дело не вмешивались. Но нашлась среди них, случилась – Маруся, обречённости и безнадёжности не понимавшая. Не хотевшая понимать. И за это едва не поплатившаяся жизнью.
Возможно, я фантазирую, но, мне кажется, Салынскому словно бы увиделся среди нас человек из другого мира, где не разучились говорить правду и поступать по правде. И волею драматурга человек этот, Мария Одинцова, Маруся, оказался в кресле секретаря сибирского райкома партии в 1970 году.
Так не бывает! А вдруг – бывает?
Выход в иную, по сравнению с традиционно реалистической, систему художественных координат? А почему нет?
Драматическая тема пришельцев (у Салынского – пришелиц) из другого, лучшего мира в мир наших несовершенств звучит и в «Барабанщице», и в «Молве», но в «Марии» особенно явственно. Звучит, чтобы напомнить: сделать что-то всегда в нашей власти, только цена сделанного может оказаться очень высокой. Мало кому по плечу.
Человек, которого создаёт природа как нравственный ориентир и укор среде, окружению, обществу. Так бывает – вспомним, оглянемся.
Голос той же девочки завершает пьесу.
Мы встречали рассвет, как прощальное солнце своё.
Приближалось последнее грозное дело...
Но с душой семерых, с остротой семерых наша девочка в тёмное поле смотрела...
Может быть, стоит перечитать сегодня пьесу «Мария». И задуматься, зачем писателю-фронтовику Афанасию Салынскому понадобилась эта девочка-подросток – с песней, будто бы услышанной ею в электричке. Песней о другой девочке, которая умела смотреть в тёмное поле и не отводить взгляда.