В Москве прошёл IV фестиваль симфонических оркестров мира
Открывал его оркестр Капитолия Тулузы, или, как его ещё называют, оркестр Зернового рынка – по названию основного зала с уникальными акустическими свойствами, где раньше располагался Зерновой рынок. Оркестром уже четвёртый год руководит наш соотечественник, ученик Мусина и Темирканова Туган Сохиев. Это сразу же отразилось на репертуаре – больше стало русской музыки. Вот и в Москве Сохиев представил русскую и французскую программы. Исполнение получилось не всегда ровным – почему-то первое отделение всегда звучало хуже, чем второе, с помарками и шероховатостями. Это было тем более удивительно, что музыка второго отделения оба дня была ох как непроста – «Симфонические танцы» Рахманинова, исполненные просто безупречно, и «Фантастическая симфония» Берлиоза – крупное программное сочинение, прозвучавшее тоже вполне убедительно.
Совсем другими красками предстал венгерский фестивальный оркестр из Будапешта. Его руководитель и дирижёр Иван Фишер ещё на пресс-конференции покорил журналистов своей мягкой, тёплой интеллигентностью и какой-то труднообъяснимой глубиной восприятия музыки и окружающего мира. Это обаяние маэстро распространилось и на зрительный зал, когда зазвучала светлая, текучая, струящаяся музыка Дворжака («Американская сюита» и 7-я симфония) и терпкая, непривычная европейскому уху балканская экзотика («Румынские танцы» Бартока и «Танцы из Галанты» Золтана Кодаи). Изысканность трактовок, прекрасная сбалансированность всех оркестровых групп и глубина понимания музыкального материала – временами казалось, что на сцене не сотня музыкантов, а один совершенный многотембровый инструмент.
Германию на этот раз представлял симфонический оркестр Западногерманского радио из Кёльна, возглавляемый нашим бывшим соотечественником Семёном Бычковым, эмигрировавшим в США ещё в 70-е, также учеником Мусина. Он руководит этим оркестром уже более 10 лет и, хотя и обогатил репертуар немцев русской музыкой, привёз в Москву в основном немецкие сочинения – 2-ю симфонию Шумана и «Альпийскую» – Рихарда Штрауса. Исполнение первой можно характеризовать как «вальяжное» – так маститый, увенчанный регалиями и славой профессор вещает бестолковым студентам очевидные истины – вроде всё понятно, но ничего нового. Партитура же Штрауса, несравненно более сложная, требующая очень внимательной проработки всех мелодических линий, звучала хоть и точно, но несколько тяжеловесно. «Энигма» Эльгара, одно из самых исполняемых на бис произведений, органично дополнила немецкую оркестровую палитру английским колоритом.
Российские регионы на этот раз были представлены Омским симфоническим академическим оркестром. Для сибирских музыкантов во главе с молодым дирижёром Дмитрием Васильевым выступление перед искушённой московской публикой представлялось серьёзным творческим экзаменом. Программа омичей включала увертюру-фантазию «Гамлет» Петра Чайковского, «Яффскую симфонию» Ильи Хейфица, которую композитор, ныне живущий в Израиле, посвятил Омскому оркестру, и две симфонические фантазии Мусоргского – «Ночь на Лысой горе» и «Картинки с выставки», причём последнюю – не в оркестровке Равеля, считающейся классической, а в инструментовке советского дирижёра Сергея Горчакова, которую Васильев считает хоть и менее изысканной, но зато гораздо более русской по духу. Что касается симфонии Хейфица, то она оказалась скорее одночастной симфонической сюитой, построенной в основном на арабских и еврейских мотивах, вплетённых в современные гармонические и тембрально-оркестровые изыски. В интерпретации и Хейфица и Мусоргского чувствовалось увлечение Васильева как современной академической музыкой (он один из вдохновителей и организаторов фестиваля подобной музыки в Омске), так и широта творческих интересов молодого дирижёра, работающего и с джазом, и с роком, и с мюзиклами.
И наконец, венчал фестивальную программу день Скрябина. Его 1-я симфония с идеей объединения всех людей через искусство при всей своей юношеской наивности как нельзя лучше подходила к празднику Дня России, к которому приурочивается ежегодное окончание фестиваля. Михаил Плетнёв, расширивший состав своего оркестра двумя составами хора – академического и камерного, дирижировал вдохновенно и отречённо, музыка звучала удивительно светло и ярко, за сто с лишним лет не утратив свежести и романтической восторженности. И тем удивительнее было звучание «Прометея» («Поэмы огня») во втором отделении, уже под руководством молодого дирижёра Мариинки Михаила Татарникова. Имя это не новое в рамках фестиваля. Именно Татарников ассистировал Гергиеву в прошлом году при подготовке 6-й симфонии Рыбникова. Задача молодому дирижёру на этот раз выпала непростая – передать тот бунтарский дух, протестующий против мрачности рутины, которым наделил композитор этого античного героя, которого многие критики связывают с Люцифером Светонесущим (неслучайно же Скрябин весьма интересовался теософской доктриной Блаватской). И Татарников с честью с ней справился, успешно пройдя все подводные камни непростой скрябинской партитуры. Остаётся только поражаться, как за ничтожный срок в 9 лет (именно столько отделяет создание «Прометея» от 1-й симфонии) мог столь радикально измениться музыкальный язык композитора. Светлые, прозрачные мелодии, ясные, уравновешенные гармонии, тёплые оркестровые краски сменились на острые, короткие, диссонантные даже не фразы – мотивы. Диалог оркестра с солистом-пианистом Максимом Могилевским носил уже тревожно-драматический характер, сопровождаемый всполохами световой партитуры, прописанной самим композитором, обладавшим, как известно, цветным слухом.