ПОЭЗИЯ 
***
Не может быть хуже погоды,
Чем та, что бывает у нас.
Некрасов на долгие годы
Её нам, нахмурясь, припас.
Уж он-то дождя, и тумана,
И сырости не пожалел:
Вот ужасы вам без обмана,
Румянец и мертвенный мел.
Но странное дело, над нами
Висящая пологом мгла
Вдруг вспыхнуть готова стихами
И даже сгореть в них дотла.
И вдруг петербургские зимы
Покажутся вечной весной,
Как будто и впрямь мы любимы
Безмужнею музой одной.
*** 
Вот ласточка, выставив крылья наружу,
Как бы опираясь на них, из гнезда
С трудом вылезает, – а ты свою душу
Ей мысленно уподоблял иногда!
Не так это просто – житьё под карнизом,
Как будто в кармашке – в нашлёпке лепной
Со щелью вверху и замазанной снизу,
И всю эту глину скрепила слюной.
Наверное, главное – это не трусить,
Не в этом ли нас уверяет она?
Не так ли гимнастка рискует на брусьях?
Фотограф заснял нам её из окна.
И что-то в ней даже от канатоходца
Есть, крылья снаружи, а хвост ещё там,
В гнезде, – эта жизнь нелегко ей даётся,
Не так беспечально, как кажется нам.
***
Так изучай же мозг, как космос, но скорей,
А то скучает он без звёздной карты клеток.
Вот рай, вот Козерог, вот ад, вот Водолей,
Нейронные пучки и путаница веток.
Зачем развился он за сотни тысяч лет
На маленькой, как мяч, затерянной планете?
Ты станешь Божества искать остывший след,
А я люблю, когда читают книгу дети,
Взобравшись на диван, вдвоём или втроём,
Большую взгромоздив на тонкие колени, –
Пускай расскажет им, как ярко мы живём,
А тени ни к чему: им рано видеть тени.
Да будет к ним добра трава без сорняков,
Органика без язв, устройство без изъяна, –
Тогда и влажный блеск прекрасен облаков,
И будущее вдруг проглянет из тумана.
***
Я бы в Томске томился,
В Туруханске струхнул,
На окно бы косился,
Опустившись на стул.
В неба чёрном мазуте
Звёзд звучал бы хорал.
Я страдал бы в Сургуте,
В Салехарде хворал.
Как живут в Уренгое,
В Нарьян-Маре живут?
Вот где точно герои,
Даже если запьют.
И, прислушавшись к вьюге,
Я бы в Омске умолк.
Я уснул бы в Усть-Луге –
И какой с меня толк?
Даже в Пензе, в Казани
Я обратный билет
Проверял бы в кармане,
Петербургский поэт.
Невысокого мненья,
Дорогая страна,
О себе я: с рожденья
Мне поблажка дана.
Вдалеке от окраин,
Избалован в тепле,
Я – плохой россиянин
В этой смуте и мгле.
***
Не грех, какой тут грех? Не рок,
Не мог же рок на стольких сразу
Людей обрушиться, не Бог,
Наказывающий порок,
Ведь зал набит был до отказу
И танцевали, – что же тут
Дурного? Значит, только Случай.
Он – главный жизни атрибут,
Аспект, абсурд и абсолют.
Не утешай меня, не мучай!
***
А это что у нас растёт, болиголов?
Кокорыш, борщевик – ужасные названья.
А может быть, купырь.
О, сколько диких слов,
Внушающих тоску! Народное сознанье,
Латиницы в обход, сумело оценить
Их подлинную суть, воздав им по заслугам.
Ты спрашиваешь, что? Я думаю, что сныть:
От страха так назвать могли её, с испугом.
И тот, кто первый дал такое имя ей,
А ближние легко и дружно подхватили,
Не меньше, чем Гомер, не хуже, чем Орфей,
Да только не писал стихов или забыли
Их… Не забыли, нет! Нам кажется, что мы
Листаем каталог клубящихся растений,
А это к нам дошла трагедия из тьмы,
Поэма вещих снов и точных наблюдений.
***
Куда-то подевав мобильный телефон,
Я номер наберу – и отзовётся он
Из ящика стола, из куртки, с книжной полки,
Очнётся, запоёт, затерян, унесён,
Засунут и забыт, – и поиски недолги.
Я радуюсь, его, как в сказке, обретя,
Ведь мог бы и пропасть, как царское дитя,
Быть найденным другим, попасть в чужие руки…
Софокл бы оценил такой сюжет, хотя
Смутили бы его все эти наши штуки.
***
В сад сегодня не выйдешь, так сыро.
Постоишь на крыльце – и домой.
Ты, ей-богу, как в рубке буксира
Над жемчужно-туманной травой,
На густые поделенной пряди,
Словно кто-то её причесал
Так, чтоб спереди пышно и сзади
Сад лоснился, клубился, мерцал.
Никакой поэтической мысли
В этом стихотворении нет,
Только радость дымящейся жизни,
Только влагой насыщенный свет.
Кто мне дал эту сырость густую,
Затруднил по траве каждый шаг?
Я не мыслю, но я существую.
Существуя, живу, ещё как!
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ