В Петербурге недавно увидела свет посмертная книга журналиста и писателя Петра Вайля «Картины Италии» (издательство «Алетейя»). Об истории её издания рассказал живущий на Апеннинах историк и писатель Михаил Талалай.
– Михаил Григорьевич, вы являетесь автором идеи и редактором этого издания, в то время как его составитель – вдова писателя, Эльвира Вайль. А как вообще появилась мысль сделать такую книгу?
– Мне, к сожалению, не посчастливилось познакомиться с Петром Вайлем, хотя мы вместе с ним ходили по одним дорожкам – в Италии и в Праге, он, конечно, много раньше меня. Мне, однако, пришлось заниматься его «посмертной участью».
Когда Пётр скончался в Праге, ровно 10 лет тому назад, ко мне обратились его русские друзья, жители Рима, с просьбой поспособствовать выполнению желания покойного относительно могилы в Венеции, на православном участке знаменитого кладбища Сан-Микеле – там, где Стравинский, Дягилев, а за стеной – на евангелическом участке, то есть протестантском, – Бродский. Желание удалось выполнить лишь частично – тогдашний настоятель русской общины в Венеции объяснил, что у него, мол, трения с греками, которые курируют православный участок, и он не хочет у них одалживаться. Уже тогда, десять лет назад, Москва и Константинополь не сосуществовали дружно, даже будучи на инославной, католической земле. В венецианском случае – на воде…
Однако Пётр был всё-таки погребён на Сан-Микеле. В то время я готовил отдельную публикацию по этому кладбищу и связался с его вдовой – просил разрешить републикацию прекрасного очерка Петра о похоронах Бродского в Венеции. Эля такое разрешение дала и даже прислала не опубликованные прежде фото Бродского вместе с Вайлем.
– Ваша книга о Сан-Микеле вышла?
– Да, в 2013 году в московском издательстве «Старая Басманная» в книжной серии «Русская Италия», которую я там веду. Там есть и фотография могилы Петра Львовича. В качестве титула я взял эпитафию Дягилева: «Венеция – постоянная вдохновительница наших успокоений», подзаголовок – «Российский некрополь в Венеции». Тот же священник, отец Алексий Ястребов, к которому я обращался по поводу похорон и которого я пригласил написать предисловие, начал его с цитаты из Вайля: «Когда-то в «Карте Родины» Петра Вайля мне встретилось упоминание о дорожном столбе на Соловках, вкопанном там по воле Петра Великого ещё в 1694 г. За Полярным кругом, вдали от больших городов, возвышался на монастырской пристани этот странный «указатель», на котором было начертано: « От сего острову до Москвы-матушки – 1235 вёрст, в Турцию до Царьграда – 4818 вёрст, до Венеции – 3900 вёрст, в Гишпанию до Мадрида – 5589 вёрст, до Парижа во Франции – 4096 вёрст».
Принцип ясен. Молодой русский царь говорит всем: «Мы часть этого мира. Несмотря на огромность расстояний, мы способны прийти к вам, европейцам, чтобы учиться, торговать, дружить или воевать. Мы – часть этого мира…»
Я вступил в переписку с Элей Вайль, встретился с ней в её венецианском доме, где она щедро мне подарила собрание сочинений своего мужа. С увлечением стал читать, конечно, всё итальянское. Сейчас в своём почтовом ящике отыскал чудом сохранившееся старое письмо: «16 марта 2013. Дорогая Эля! Пришла в голову такая мысль. Я веду в симпатичном московском издательстве «Старая Басманная» серию «Русская Италия». Что если выбрать для этой серии эссе Петра по Италии? По-моему, соберётся изящный томик – знак любви к этой стране...»
– Что ответила вам вдова? Ведь книга вышла шесть лет спустя после этого письма?
– Хорошая книга – вещь медленная. Поначалу Эля настороженно отнеслась к этой «мысли». Запомнил её ответ, что Пётр как писатель был счастлив – он опубликовал всё, что написал. Я настаивал, просил найти неизданное, чего не было. И тогда у Эли появилась прекрасная мысль – сделать подборку его писем из Италии, когда он в 1977 году выехал из СССР и ждал на Апеннинах визу в США. Конечно, я с радостью согласился на это предложение. После чего перечитал всё опубликованное итальянское, испросил через Элю разрешение на републикацию этих текстов и стал редактировать, шлифовать.
Конечно, большей частью эти тексты уже выложены в Сети и их можно там читать, но, собранные вместе, они составляют одно прекрасное литературное пространство, согретое любовью к Италии и проникнутое отменным знанием её культуры во всех проявлениях – от архитектуры до трактиров. Эля энергично уверяла, что шлифовать там нечего, но кое-что нашлось.
– Так что же вы всё-таки редактировали?
– Я историк-итальянист и, конечно, дотошно проверял все итальянские реалии, написание имён, названий городов и прочее. Петр часто вставлял это по-итальянски, и думаю, что никто раньше подобной проверкой не занимался. В итальянском, к примеру, есть обязательные гласные буквы с ударением, если ударения не проставлены, то и смысл слова может поменяться. Что-то, вероятно, искажалось при наборе и печати.
Помню, что у меня ушло целое утро на поиски определения одного венецианского моллюска, написанного по-итальянски: в этом редчайшем слове оказалось целых три неверных буквы. Но я наслаждался этим – работать с текстами Вайля было просто чудом. Для меня это было как собеседование, как обмен любовью к Италии – то, чего я не смог сделать при жизни Петра.
Помимо писем Эля подготовила ещё один неизданный материал – фотографии путешествий писателя по Италии. Там тоже нашлось чем заняться – несколько монументов оказались неточно атрибутированы, чего я пропустить не мог.
– Поясните ещё раз состав, название книги.
– В первую очередь это широко известные очерки из наиболее известной книги Вайля – «Гений места». Затем менее известные.
Эля в своем архиве разыскала самые первые газетные корреспонденции своего мужа из Италии – о русской художнице Любови Симанской, жившей в Риме, о Венецианском биеннале, посвящённом диссидентству. Она колебалась насчет их публикации, но я настоял – если сейчас их не дать, то их никто и не увидит больше. Кроме того, это впрямую попадало в мою сферу «русской Италии». В качестве названия выбрали несостоявшуюся задумку Вайля – «Картины Италии», сохранились наброски, которые мы включили в сборник.
Тут я несколько колебался, опасаясь ненужной переклички с классической работой П. Муратова «Образы Италии», но настояла Эля, сказавшая, что именно таковой была задумка у Вайля – муратовская фактура, но спустя сто лет, другими глазами. Тоже очень острыми! Но, конечно, неизданные письма, живое слово, первые восторги, ранние прозрения. Я как историк попытался их прокомментировать – всё-таки прошло сорок лет, упомянуты малоизвестные и забытые реалии, незнакомые читателю люди, однако Эля решительно воспротивилась, и я отступился.
– Но почему столько времени прошло от вашей идеи до её воплощения?
– Были и другие срочные проекты, а с этим никто не подгонял. Издательство «Старая Басманная», которое специализируется на истории и генеалогии, к очеркистике не оказалось расположенным. Издательство «Алетейя», напротив, с энтузиазмом взялось и определило книгу в новую серию «Италия / Россия», которую я у них веду. Шесть лет – также потому, что не хотелось расставаться с благородной и энергичной мыслью Петра.
Однако я поставил рубеж – 2019 год: в этом году – 70 лет со дня рождения Вайля и 10 лет его преждевременной кончины. Подходящий момент вспомнить Петра Львовича и его творческую любовь в Италии.
Беседу вёл Сергей Столяров