, ЯРОСЛАВЛЬ
Телепередачи о хороших поэтах, в том числе и на канале «Культура», появляются довольно редко, если поэты не входят в обойму, составляемую по вкусам, зависящим не только от значимости, но и от моды. Главным образом о поэтах вспоминают в юбилеи. Такое произошло и с Виктором Боковым, но после своего 95-летия он прожил всего лишь месяц, и фильм о нём показали вторично. Не новый фильм, пятилетней давности, но и на том спасибо. Вскоре был показан такой же давности фильм к юбилею другого замечательного поэта – Николая Старшинова.
И получилось – фильмы дополнили друг друга. Не только благодаря тому, что об обоих поэтах рассказали Лариса Васильева и Владимир Костров, но ещё и потому, что само творчество, да и вообще жизнь Виктора Бокова и Николая Старшинова, в сущности, неразрывны.
В фильме «Жизнь была и сладкой и солёной» Николай Старшинов в начале других своих стихов читает знаменитые: «И вот в свои семнадцать лет Я стал в солдатский строй. У всех шинелей серый цвет, У всех – один покрой…» Виктор Боков поначалу стоял в таком же строю: «Помню поход. Мы идём и молчим. Ротой форсируем гать с иван-чаем. Слышим команду: – Соль не мочить! – Есть не мочить! – Старшине отвечаем». Старшина и Старшинов. Но Николай Старшинов со своим строем попал в Спас-Деменскую мясорубку, а Виктора Бокова выдернули из его строя, чтобы этапировать в ГУЛАГ. С таким же успехом могло произойти и наоборот. У Николая Старшинова солёность жизнь – это отнюдь не нарушение её сладости, а заведомая человеческая неизбежность. И у Бокова так же: «Помню квадрат, С мёртвой хваткой прутья, Где мы истошно Кричали до боли: – Не приносите нам больше питья, Если нет воли, дайте нам соли!»
Тяжелораненый Старшинов вернулся с войны инвалидом, лечился от туберкулёза, бедствовал. И Виктора Бокова послелагерная жизнь встретила не распростёрто: «Я ходил месяцами с небритым лицом, вспоминал петербургские ночи Некрасова, я питался, как заяц, капустным листом, а меня покрывала и ржа и напраслина…» Постепенно у обоих пошли дела на поправку, вот уже книги, премии, награды. Это отразилось в стихах. У Бокова: «Жизнь – ужасная штука, если о ней помыслить: то захотят повесить, то захотят повысить…» У Старшинова: «Вроде жизнь наладилась сполна, Я ступил на ясную дорогу: Дочка вышла замуж И жена Тоже вышла замуж, слава богу».
И тут внезапная перемена, вызвавшая у обоих смятение. Об ушедшем времени Боков говорит: «Никому, не дай бог, вынести то, что я вынес». И вслед: «Плохого ничего не скажу. Время, которое уже ушло, сотворило меня поэтом. Тот, советский, отрезок истории сформировал меня. И для меня однозначным и непреклонным остаётся убеждение: советский строй лучше капитализма». Старшинов посчитал оскорбительным поздравительное письмо Ельцина к писателям-фронтовикам, содержавшее оговорку, что «ни наша литература, ни наше искусство не отразили всех тех трудностей, которые были на войне…» А кто же отразил? И почему та, его первая жена, которая «тоже вышла замуж», Юлия Друнина, вынесшая военный рукопашный, предпочла «не оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире» и заключила своё последнее письмо стихами: «Потому выбираю смерть. Как летит под откос Россия, не могу, не хочу смотреть!»?
Бокова и Старшинова в фильмах «То падаешь, а то летишь» и «Жизнь была и сладкой и солёной» роднит и ещё одна соль, спасающая от пресности жизни, – частушка. Литературоведы всё никак окончательно не определятся с этим уникальным явлением российской жизни, выворачивающим наизнанку парадную форму действительности, обнажающим её истинное нутро. Бокова и Старшинова не больно интересовали теоретические исследования жанра: оба были кропотливыми собирателями частушек, в том числе запредельно озорных. Виктор Боков видел в частушках «блеск и художественное мастерство», а Николай Старшинов дополнял его слова более пространно, говоря, что частушка, «как и анекдот, выжила благодаря своей оперативности, лаконичности, остроте сюжетов, сжатых до предела, благодаря необычайности ситуации, озорству, высокому мастерству, а нередко и умышленной нелепости, доведённой до полного абсурда и потому вызывающей широкую улыбку».
Как жаль, что телевизионщикам не пришло в своё время в голову пригласить в студию двух главных частушечников. Оба с медалями и орденами. Боков с неразлучной балалайкой, Старшинов с непременным баяном. И зазвучали бы истинно народные частушечки, и такие, и сякие, и острые, и солёные, что и не снились эстрадным сочинителям:
Боков: 
Пароход на мель наехал,
Капитан кричит: «Вперёд!»
Как такому раздолбаю
Доверяют пароход?
Старшинов:
Серебристый лайнер Ту
Развалился на лету,
Потому что фирма Ту
Выпускает хреноту.
Славный бы получился концерт. А как же по-иному – ведь обоим поэтам славы не занимать. Лучшие песни Бокова, такие, как «Оренбургский платок», многие считают народными. Разве не слава? Книга о Николае Старшинове вышла в молодогвардейской серии «Жизнь замечательных людей». Это ли не признание? Пришвин в своё время написал в письме к лагерному сидельцу Виктору Бокову: «Ты обязан выжить, такие таланты, как ты, рождаются раз в сто лет». Это же он мог написать на фронт Старшинову. Они тогда выжили. И, даст Бог, к столетию телевидение снимет о них новые фильмы. С участием тех талантов, которым они вспахали почву и освободили место.