Цикл «Выбор Париса» предлагает поразмыслить о том, насколько незыблем видимый мир. Ну, и о параллельных реальностях тоже соответственно. В рассказе «Двойники» герой, Камал, встречает самого себя – но со сложившейся совершенно иначе судьбой. «Выбор Париса» – блестящая попытка построить альтернативную версию истории с тремя богинями и яблоком раздора. «Харон, милосердный Харон» – поэтичная история о том, как душа после смерти сохраняет свои воспоминания. Особенность рассказов из «Выбора Париса» – отношение героев к происходящему. Их сознание как бы раздваивается, странные и чудесные вещи поначалу воспринимаются как некоторая ошибка, сбой программы, вышибающий из привычного состояния. Но потом неуловимо (самое интересное, по тексту не определишь, в какой момент это происходит) выстраивается новая система координат, в которой происходящее уже становится нормой. И вот вместе с героями погружаешься в реальность, созданную Абдуллой, – и ждёшь, когда из соседней комнаты выйдет, скажем, кентавр.
В цикле «Лабиринт» затронуты вопросы жизни и смерти. Точнее, их отсутствия. Да-да, оказывается, нет ни того, ни другого. Только некое состояние, разные фазы которого воспринимаются так или иначе. В рассказе «Окно» переход из бытия в небытие показан через встраивание в городские реалии нетипичных объектов и персонажей. Герой идёт по улицам Баку – и видит смешавшихся с толпой обывателей ангелов, гурий, античных богов. Оживают памятники. На месте Каспийского моря появляется Сахара, а вместо кинотеатра вырастает Эйфелева башня. «Лабиринт» составлен из историй, в которых супруги стараются договориться о том, как им встретиться в следующем посмертном воплощении. Договариваются-договариваются, в итоге и впрямь встречаются, – и расходятся, каждый своей дорогой. А в «Камерном театре» показан человек, запутавшийся во сне. Причём сон этот – наша с вами объективная реальность.
Цикл «Грамматика наших ошибок» – осмысление того, как связаны пути Ученика и Учителя. «Смерти Корнелиуса» – история-перевёртыш, в которой ученик сливается с именем учителя практически полностью, – и это даёт ему возможность решить неразрешимую, в общем-то, задачу. Впрочем, кто является кем – тоже вопрос. Гаджи Мир Гасан Сайях и Корнелиус, возможно, – один и тот же человек. Рассказ, давший название книге, – «Платон, кажется, заболел...» даёт понять, что Учитель и Ученик – не просто обозначения статуса того или иного лица. Они могут быть далеко друг от друга, они могут быть вообще не знакомы, связь между ними – космическая. Подростку Самхари достаточно просто посмотреть, что чертит на песке поэт Самхари – и вот уже полузасохший арык превращается в полноводную реку. Самхари в страхе восклицает: «Эту страшную реку, убей меня, я не переплыл бы даже на судне». Правильно, не переплыл бы – потому что, оказавшись с Учителем на одной стороне, на другую уже никогда не попадёшь.
События цикла «Происшествия маленького двора», казалось бы, наиболее близки к тому, как воспринимается мир обычным человеком. Элементы чудесности спрятаны за маской легенды, а то и вовсе отсутствуют. Но именно рассказы, в которых нет ничего формально-сказочного, заставляют глубже всего задуматься над природой вещей. Случайная встреча с женщиной через много лет в рассказе «Однажды летним вечером», в «Лунном свете» – история тёти, обманом отговорившей племянника от повторной женитьбы (и мучившейся виной всю оставшуюся жизнь), терзания взрослеющего парня, который не может сдержать данного друзьям слова в «Курочке Рябе». На первый взгляд незамысловатые темы идеально ложатся на сознание, подготовленное прочими рассказами книги. И начинаешь задумываться – уже совсем серьёзно – так ли устроен мир, как нам кажется. Всему ли есть объективные причины или то, что доступно восприятию и осмыслению – только бледные тени, колышущиеся на стенах платоновской пещеры.
Проза Абдуллы обладает, казалось бы, парадоксальным свойством. Она объединяет в себе предельную сложность и предельную простоту. Сложность – в том, как автор выходит за рамки реальности, ставит своих героев в иррациональные, сказочные – ситуации. Простота – в бытовых деталях, обыденной жизни, в которую-то и вплетается элемент волшебства. Борхес? Да, но лишь отчасти. Корни Абдуллы уходят глубже. Вспомните – у Георгия Иванова: «Есть воспоминания, как сны. Есть сны – как воспоминания. И когда думаешь о бывшем «так недавно и так бесконечно давно», иногда не знаешь, – где воспоминания, где сны». Или «Заблудившийся трамвай» Гумилёва. Или даже сказки «Тысячи и одной ночи». Особенность художественной манеры автора – в глубоком проникновении в историческое наследие своей страны. В рассказах воскресают времена, когда путнику на дороге вполне могла попасться бутылка с джинном, а поэт мог броситься в воду, стараясь поймать отражение луны. Абдулла говорит нам, что рациональный взгляд на вещи – только один из возможных. И, наверное, далеко не самый лучший. «Можно ли не верить тому, кто принёс эту весть?! Весточку прочирикали птицы».