Помнится, читал где-то, что Владимир Солоухин после написания венка сонетов радостно воскликнул: «Как замечательно писать просто стихи!» «Поэму в сотни строк затмит сонет прекрасный», – уверенно заявлял законодатель классицизма Никола Буало. А романтик Байрон считал сонет педантичным и скучным. Спорное отношение этот классический жанр поэзии вызывает вот уже почти восемь столетий.
Белорусская поэтесса Софья Шах, пожалуй, ничего не знает об этом или не желает знать. Она – автор шести уже изданных венков венков сонетов. Удивительная, достойная восхищения особенность творчества, требующая глубокого, свободного поэтического дыхания и безукоризненного мастерства. Каждый её венок читается как сонетная поэма, а каждый венок венков – как сонетная повесть. Софья Шах талантливо экспериментирует. Каких только венков у неё нет! Смешанные: «шекспировские» катрены и классические терцеты; перевёрнутые – катрены и терцеты поменялись местами; спутанные – катрены чередуются с терцетами… При этом поэтесса пользуется не только пяти- или шестистопным ямбом, но и другими стихотворными размерами. Однако чаще всего она не нарушает классических канонов.
Редакция «Лада» поздравляет Софью Шах с юбилеем, желает ей доброго здоровья, новых книг и публикует магистралы поэтессы – пятнадцатые сонеты из венка сонетов.
Софья ШАХ
***
Венки, венки – сонетный кругоспев!
В нём трепетных катренов переливы,
терцетов торопливых сверхпорывы
и ритма всё же милостивый гнев.
Тот, кто не пел, – тот и в мечтах не смел.
Тому и незнаком порыв счастливый,
возвышенный, таинственно-игривый,
хотя и до покорности созрел.
Хочу – и будет всё, как по канону:
ни звуком от него не отлучусь,
дыханьем от него не отрекусь,
а захочу – и вопреки закону
вновь на простор свободы ритма-тона,
где дышит радость и вздыхает грусть.
***
Музыка неукротимо звучит,
ладом таинственным вновь раздаётся,
над рубежами случайными вьётся,
хочет собой белый свет охватить.
Горьким отчаяньем вдруг закричит,
тихой печалью покорнейше льётся,
радостью вдруг беззаботно смеётся,
будто бы звуками счастье творит.
Кто я? Откуда? И всё же куда?
Ради чего подгоняю года
и мирозданием так восхищаюсь?
Музыка – в сердце иль сердцем я в ней?
Слышу, держусь и всей жизнью стараюсь, –
всё-таки жизнью остаться своей.
***
Бабули, бабуленьки – старые мамы, –
приглушенность дней, бесконечность ночей…
Жить легче не стало, – жить стало трудней,
хоть вроде всё те же комедии, драмы.
Бабули, бабуленьки, – жизнь за годами,
за теми, где ноги ходили быстрей,
за теми, где взгляды сияли светлей,
за теми, где сделано столько руками…
Где ж детство и юности где чистота?
Где ж властная сила и где красота?
Всё стёрла забота-работа. А дети…
То холод пронзит вас, то дух седины.
И ладно, коль чуткие дочки, сыны, –
и есть вам к кому прислониться на свете.
***
Звёздность, звезда, и заря, и зарница,
зарево, зарность и вот – звездопад…
Дай мне, Господь, право вновь помолиться
на осонеченный звёдчатый лад.
Таинство тайн в поднебесье таится,
взгляд мой, коснувшись, отпрянул назад…
Дай мне, Господь, светом тем озариться,
песенный свой утоляя азарт.
Помню возможное, чувствую меру,
а в невозможное всё-таки верю.
Эхом пятнадцатый станет сонет,
небытия облетая орбиту,
и сквозь земное сиянье – к зениту,
в духотворящий под звёздами свет.
***
Естественный, порывистый, несломный,
неистовый и гордо молодой –
он чутко стал душевной полнотой
и голосом застенчиво укромным,
иль Богом – Господом самим дарённый,
или таким и впрямь воспитан мной…
Мой дух – он и небесный, и земной, –
то изумляющий, то изумлённый.
Он окрыляет, и бодрит, и светит,
он держит на земле и путь мой метит,
себя не забывает он вершить.
О том, что дух мой смог уже немало,
я всё же не однажды подтверждала…
Дай, Бог, ещё не раз так подтвердить.
***
Болит душа за деревеньки, сёла –
Вишнёвки, Грушевки, Мостки, Пеньки…
Они горюют век свой невесёлый –
Дворцы, Раёвки, Доньки, Островки…
То не хватает клуба им, то школы…
Матрунки, Митьки, Поженьки, Прудки…
Всё прячутся под кроны, в частоколы
Антоновки, Михалки, Верески.
Весной гудят, шумят, звенят, цветут
Углы, Круки, Игнатовки, Степанки,
а осенью стихают, будто мрут,
Броды, Слободки, Козки, Погулянки…
Всё как-то отстранённо, безопорно
под волею то солнечной, то звёздной.
***
О Господи, спаси и сохрани
от нечисти, от мерзости бедовой,
от крутости, от лютости махровой
любимого, и дочь, и честь страны.
Меня за эту просьбу не вини
в молитве, для Тебя уже не новой.
Пусть в этой жизни, всё-таки суровой,
пребудут долголетием их дни.
Благослови их, Господи мой, здесь, –
какая б им ни выпала година,
под высотой Твоих святых небес.
Твоей защиты, свет в сердца несущей,
они давно достойны, Вездесущий.
Перевод