Сергей Буров, Людмила Ладенкова. Александр Введенский: равненье на смерть. СПб. Издательский дом «Петрополис» 2017 312 с. ил. 500 экз.
Сразу вынужден признаться: написание этой рецензии потребовало от меня усилий особого рода: очень всё оказалось трудозатратно.
Вроде бы книжка небольшая, и материал знакомый, а как к ней подступиться – непонятно. Творчество и судьба обэриутов достаточно изучены. Написаны десятки, а может, и сотни диссертаций как у нас, так и за рубежом. Казалось бы: чего тут мудрить – садись и пиши. Но сопротивление материала было огромным. В чём тут дело?
Предметом исследования стал сравнительно небольшой текст Александра Введенского «Элегия» (1940). Типичная обэриутская поэзия, немного заумная, немного приколистская. Введенский, Олейников, Хармс, Чармс, Шардам – весело, провокативно, с элементами игры, абсурда и творческой мистификации.
Авторы монографии проводят множественные линии сопоставлений и противопоставлений, по-своему логично и местами даже убедительно. Тут тебе и каббалистика, и восточная философия, и русская классика, и даже Сергей Лемешев. Так что же мешало написать рецензию?
Дело в том, что по ходу знакомства с этими текстами ни на минуту не оставляло чувство, что мне пытаются напрочь заморочить голову или – последовательно водить за нос.
Сколько бы я ни перечитывал «Элегию» Введенского, трактовки и комментарии к ней, меня не оставляло чувство, что стихи эти написаны с той единственной целью, чтобы посмеяться над читателем и исследователями. Кажется, что Александр Введенский написал всё это, что называется, «задней ногой» – не утруждая себя работой над текстом, поиском одного-единственного варианта. Хотя биография его подошла к страшному итогу – «равненью на смерть»...
Данте, Пушкин, Заболоцкий насмерть бились над тем, чтобы добиться совершенства, а тут всё брошено на бумагу как придётся: дескать, я написал, а уж вы разбирайтесь, что у меня получилось. А мне недосуг.
Недавно просмотрел дневники Хармса и был поражён бездуховностью его существования: почти всё крутится вокруг полового вопроса в самом неприглядном его воплощении. Ни божества, ни вдохновенья, а одна низменная плоть. К сожалению, приходится писать эти жёсткие фразы, отсюда и сопротивление не материала, а материалу.
Творчество многообразно: одни пишут иконы, а другие являются в храм в балаклавах и с электрогитарами, чтобы учинить «панк-молебен». Это их право. Но у меня, как читателя и критика, тоже сохраняется право относиться к плодам этого труда по-своему. Вот я так и отношусь: и текст Введенского, и работа его интерпретаторов у меня не вызвали ничего, кроме холодного, космического равнодушия. Хочется читать книги, над которыми нет-нет да и прольётся слеза, заколотится в восторге сердце, содрогнётся потрясённая душа. Здесь этого не состоялось, не сложилось, по крайней мере у меня.
Автор «Элегии» и его исследователи продемонстрировали свои умения: вот, мол, мы и так можем, и так умеем. Хорошо, я готов подтвердить их квалификацию и допускаю, что у такого рода литературы найдётся некоторое количество ценителей, хотя бы в количестве пятисот человек. Лично я в это сообщество не вхожу, значит, их остаётся 499. Но это всё же лучше, чем 666...
Теперь вернёмся к началу. Мне было непросто формулировать этот вердикт, но писать иное означало бы кривить душой, а стало быть, не уважать ни авторов монографии, ни их заигравшегося героя.