Владимир ВЛАСОВ
С грустными чувствами читаются материалы рубрики «Земля и доля». Выводы авторов, социологов, писателей, просто сельских жителей неутешительны. «Современная северная деревня переживает социальную катастрофу». «Нынешний деревенский Север – это зона сплошного бедствия». «Крестьянская Россия не возрождается… а продолжает двигаться в никуда». «Деревня умерла. Экономически умерла».
Крестьянская страна не просто гибнет, исчезает как явление, она активно вытесняется новыми претендентами на место под солнцем – «новыми дачниками».
Социолог Н. Покровский, правда, не считает их таковыми, отличая их от классических дачников, наводняющих пригороды в летние сезоны. Эти ведут себя иначе. «Многие горожане осваивают сельскую местность… для постоянного проживания. Зона переселения составляет концентрические круги в 300–400 километров вокруг мегаполисов».
Но это лукавство. По способу существования эти люди – те же дачники.
По мнению социолога, исчезающее крестьянство находит в дачнике достойную замену. Шансов на выживание у крестьян нет: «Северное сельское хозяйство абсолютно неконкурентоспособно на российском рынке». Поэтому препятствовать умиранию деревни (в традиционном понимании этого явления) не надо: «Прежняя заселённость там уже не нужна». «Реанимировать старое или решать современные проблемы, используя отжившие принципы… нецелесообразно».
Остаётся спокойно наблюдать, как нищий, обескровленный войнами и разрушительными реформами «неконкурентоспособный» крестьянин уступает своё место отъезжающему на покой богатому горожанину. Что делать – лавры победителя достаются сильнейшему…
Так что привычный плач, что мы теряем крестьян или уже потеряли, отменяется. Крестьянина заменяет дачник, и считайте, что все проблемы разом решены!
Но разве эти социальные категории равноценны и взаимозаменяемы? Социология на этот вопрос ответить не сможет, поскольку она никогда не могла дать точное определение таких явлений, как «крестьянин», «сельская жизнь», «сельский образ жизни». Они глубоко чужды ей. Главное, что её интересовало, – это «сельскохозяйственное производство». Именно оно в центре внимания и оппонентов социолога Н. Покровского.
Писатель А. Бобров, отвергая версию о том, что северная деревня непригодна для хозяйствования из-за тяжёлых природно-климатических условий, вопрошает: почему же финская деревня, находящаяся севернее костромской, сохраняется и «кормит страну»? Да и у нас ещё недавно было не хуже: народу было много, и «все кормились». Сейчас осталась десятая часть прежнего населения, и та стремительно тает: молодёжь уезжает в города, поскольку на селе «работы нет».
Здесь надо бы уточнить: какой работы? Когда в 20-е годы в деревни возвращались отходники (десятки тысяч человек!), работа для всех находилась – эти люди сами умели её найти. А сейчас что-то выскользнуло из рук, и человек выходит на деревенскую улицу, как на биржу труда, надеясь, что кто-то поманит его и скажет: иди, Вася, окучивай картошку, а оттуда сразу в кассу. Но кто этот чародей?
Ответ знает сельская жительница Н. Белова. Она считает, что надо «развивать экономику сельского хозяйства. И уж, конечно, не допотопными средствами. Необходимы новейшие научные разработки, новейшая техника».
Допустим, каждый гектар пашни превратится в образцовое аграрное предприятие. Деревня воспрянет? Думаю, что нет. Наоборот, она исчезнет: наплыв техники сотрёт её с лица земли. Потому что сельскохозяйственные угодья – не фабрика по производству продуктов питания. Это – живое тело со всеми признаками и запросами живых существ. А расположенная рядом с ними деревня – не рабочий посёлок, где каждый житель, скорее, напоминает механизм, придаток к фабричной машине. Она – такой же живой организм, призванный не только поддерживать своё существование, но и отправлять множество функций, присущих жизни.
Препарировать этот организм, оставив одни его рабочие руки, а все прочие качества, формы жизнедеятельности и системы жизнеобеспечения, которые можно объединить в понятие «культура», травить и изгонять как несущественные, устаревшие и потому вредные, – значит прямо или косвенно вести дело к разорению деревни, к тому, чтобы загубить всё, включая пресловутое производство.
Деревня как полнокровный живой организм (а только такая она может быть названа деревней в полном смысле слова) в наибольшей степени соответствует евангельской формуле «не хлебом единым жив человек». Её аттестат не ограничивается пунктом, свидетельствующим о том, что она производит хлеб и потребляет часть произведённого.
Но что лежит по ту сторону деревенского хлеба?
Деревня – это система, где сплавлены воедино крестьянский труд и сельская (народная) культура во всех её видах и разновидностях, которые постоянно, в каждом трудовом акте и в каждом праздничном ритуале пронизывают друг друга. Поднимать только сельское хозяйство – одно, само по себе, без мощного духовного рычага – задача невыполнимая.
Много лет назад, просматривая анкету для обследования сельского населения, составленную академиком Т.И. Заславской (или большим коллективом под её руководством), я никак не мог взять в толк, как эти авторы пропустили, обошли молчанием сельскую культуру. Именно сельскую, народную. Упоминание о культуре там было, но в предельно сухой, небытийственной форме. Во-первых, она рассматривалась не как самостоятельное явление, но была помещена как вспомогательное звено в раздел «Досуг». Вдумайтесь: по мнению этих «исследователей», только на досуге сельский человек имеет связь с культурой и, значит, является в какой-то мере человеком культурным. А пока он пашет, косит, доит коров, ухаживает за садом и т.п., он кто?
Но и на досуге его общение с культурой ущербно, это только «потребление культуры». И какой культуры? Степень культурности сельского жителя определялась количеством выписанных газет и журналов, количеством взятых в библиотеке книг, прослушанных радиопередач… Бедные наши старушки, которые в те годы не получали газет. Правда, они владели бесценными сокровищами фольклора, но по критериям, заданным «высоколобыми» учёными, оказывались совершенно бескультурными!
Эта схема отражает страшную деформацию и жизни такой, как она сложилась к излёту советской власти, и метода познания этой жизни, когда социально значимыми объявлялись компоненты, которые несли разрушение в мир традиционной деревни или уже являли собой торжество разрухи.
Картина складывалась довольно безрадостной. Весь антураж – и «производство», и «декорации», в которые оно естественным образом вписывалось, сельские, их ни с чем не спутаешь, а человек – чужой, косноязычный, как будто заброшенный сюда с городской фабрики. Ничего своего, сельского, что отличало бы его от горожанина, у него не было.
По-видимому, такой же взгляд на сельские условия исповедует и современная социология, потому и не усматривает принципиальных различий между местными жителями и заезжими горожанами.
Иными словами, в системе социологических наук крестьянин был потерян давно, в отечественной социологии – с момента её рождения. Поэтому пускаться в рассуждения о судьбах села, сельских жителей – не безликого сельского населения, а коренных обитателей русских деревень, потомственных земледельцев! – в этой парадигме бессмысленно.
Итак, мы зашли в тупик. Проложить какие-либо мостки из крестьянского прошлого в неопределённое будущее с опорой на социологические исследования невозможно. Нам предлагают отбросить наше прошлое и начинать новую сельскую историю с чистого листа. «Реанимировать старое или решать современные проблемы, используя отжившие принципы… нецелесообразно».
А кем мы будем после такой операции? Известный немецкий антрополог Г. Гюнтер сформулировал страшную закономерность социально-экономического развития общества в системе цивилизации: «Народы рождаются в деревнях, а умирают в городах».
Это значит, что народ, который не намерен исчезнуть в вихрях потребительского бешенства, должен видеть как задачу первостепенной важности заботу о сохранении, а при необходимости и о восстановлении своей деревни и деревенского образа жизни.
Ещё раз подчеркнём: деревня – не машина, не фабрика, которую можно обанкротить, а можно и оживить финансовыми вливаниями. С деревней такой фокус не пройдёт. Деревня – это люди, которым для того, чтобы жить и работать, надо знать, что они не лишены смысла жизни. Которым надо знать, что они действительно живут в своей стране, то есть в культурной среде, созданной и освящённой их предками. Что их жизнь движется в русле традиций, органично вписанных в ткань своей – русской народной культуры. Что они унаследовали полный объём знаний о строении мира, жизни природы, особенности почв и климатов, умении совладать со всеми возможными напастями… И так далее, и тому подобное.
Очевидно, дело возрождения деревни надо начинать не с менеджмента и маркетинга, а совсем с другого конца. Это, конечно, непросто. А если представить перечень работ, необходимых для решения этой задачи, он выльется в целый «национальный проект». Рискуя быть уличённым в маниловщине, постараюсь всё-таки кратко изложить основные положения этого «проекта».
Обозначить – на государственном уровне – как приоритетную проблему возрождения села, рассматривая село как исторически сложившуюся форму организации пространства, хозяйства, социальной и культурной жизни русского народа.
1. В современных условиях село призвано оказывать положительное влияние на демографическую ситуацию, повышая не только количественные, но и качественные характеристики населения России (показатели его физического и нравственного здоровья).
2. Предпринять широкое освещение этого проекта во всех СМИ, его всенародное обсуждение с целью выбора оптимальной программы, что попутно будет способствовать подготовке и активизации потенциальных участников проекта. Популяризировать проект потребуется и в дальнейшем, возможно, на постоянной основе. Для чего надо организовать сеть учреждений, например, на базе этнографических музеев, где сельские работы, промыслы, условия повседневной жизни, праздничная культура будут воспроизводиться в формах, максимально приближенных к натуральным.
3. Для организации этой работы создать научный центр и школу, в задачу которых должны входить: разработка системы практических рекомендаций и пособий как в сфере аграрной, так и духовной культуры, обучение потенциальных «крестьян» и затем их консультирование на месте. Весьма значимое направление работы должно быть связано с установлением контактов с живыми островками традиционного земледелия, сохранившимися на Алтае, Северном Урале, в Сибири, на Дальнем Востоке, чтобы использовать их опыты выживания, хозяйствования и культуры.
4. Открыть программу заселения пустующих деревень Нечерноземья с привлечением лиц, имеющих предрасположенность к земледельческому труду и соответствующему образу жизни, прошедших соответствующую подготовку в школе. Переселенцам должны предоставляться: земля, постройки (или кредит на их возведение), скот, сельскохозяйственные орудия, средства транспорта, инструменты в аренду или во временное пользование на заранее оговорённый срок с передачей в собственность по результатам деятельности.
Первым переселенцам предстоит выработать конкретные формы «крестьянствования» в современных условиях, что облегчит выход на землю следующим потокам мигрантов.