Евгений Попов. Михаил Гундарин. Фазиль: опыт художественной биографии.
– М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2022. – 464 с. – 3000 экз. – (Великие шестидесятники).
Соавторы, обозначенные в книге как Е.П. и М.Г., знакомят читателя с биографией Фазиля Искандера и анализируют его творчество, упоминая оценки именитых критиков: Бенедикта Сарнова, Станислава Рассадина, Александра Казинцева и других. Опираются авторы и на исследование Натальи Ивановой. Задача книги «Фазиль» ясна – показать судьбу «мальчика с имперской окраины, сына перса и абхазки, ставшего, не имея ни капли русской крови, классиком русской литературы». В конце текста приводится цитата Павла Басинского, окантовывая замысел: «Русский писатель – не национальность. Это принадлежность к великой литературной традиции. Это великое счастье, но и колоссальная ответственность».
Всё-таки точнее было бы назвать Искандера абхазско-русским классиком, что не только не умаляет его ценности, а, наоборот, подчёркивает выдающуюся его роль в утверждении содружества двух культур во вселенной русского языка. А.М. Хлебникова-Искандер, единственная любовь и жена писателя – её воспоминания приводятся в книге, – конечно, права: Искандера сделала Москва. Однако нельзя не признать, что произведения писателя, где отсутствует абхазский колорит, не имеют того великого притягательного обаяния, каким пронизаны «Сандро из Чегема» или «Созвездие Козлотура», если и выделяясь из потока добротной прозы, то лишь отдельными прекрасными страницами, сатирическими авторскими аллюзиями или прямыми публицистическими высказываниями. Сейчас, по прошествии лет, слова Искандера звучат по-прежнему своевременно. Чего стоит, к примеру, его афоризм «Либеральные реформы в России надо было проводить под консервативным контролем». Причём в искандеровской публицистике не только мудрая парадоксальность, но и отражение убеждённости в том, что здоровое общество нуждается в чистоте, честности, идеализме. Он был уверен: «Кристалл алмазной честности на вершине власти обязательно вызовет постепенную кристаллизацию всей пирамиды» (статья «Государство и совесть»). Художник Борис Мессерер (его отзыв присутствует в книге) отмечал, что Искандер «сохранял в себе лучшие человеческие качества – прекраснодушие, наивность и доброту». Авторы не скрывают, что, как личность многогранная, писатель мог испытывать и «тёмные» чувства: «С самой молодости для него были характерны перепады настроения. Он был склонен к депрессии, по этому поводу даже обращался к специалистам. Его близкие свидетельствуют, что упорной работой, долгими часами, которые он проводил за пишущей машинкой, Искандер словно изгонял из себя злых духов...»
Монография «Фазиль» не могла обойтись без показа исторического фона, на который наложилась судьба писателя, и не коснуться участия Искандера в «Метрополе» – прошумевшем альманахе, воспринятом властью как гнездо антисоветских авторов. Авторы уточняют: «В «Метрополе» Искандер разместил повесть «Маленький гигант большого секса», которая под заглавием «О, Марат!» вошла в канонический текст «Сандро из Чегема». <...> Второй текст Искандера – рассказ «Возмездие» из цикла про детство Чика – к тому времени был уже напечатан, хотя и с купюрами, в седьмом номере «Дружбы народов» за 1977 год», поэтому «чиновники никак не могли взять в толк, что общего у мегаблагополучного Искандера с этой компанией». За участие в альманахе он «был подвергнут лёгкому остракизму» (к счастью, наказание оказалось недолгим): сократились тиражи, стали редкими публикации, семейное положение спасала работа жены и «конверты» с помощью из Абхазии. Авторы убеждены: для абхазов, всегда испытывавших «неприязнь к любым проявлениям товарно-денежных отношений», такая помощь была проявлением бескорыстной любви к создателю художественного Чегема.
Евгений Попов тоже отметился в «Метрополе» – и вскоре стал знаменит. Похоже, его взгляды эволюционировали от либеральных порывов до имперской монолитности, поэтому имперские взгляды Искандера неоднократно авторами подчёркиваются. Искандер, несомненно, был гиперсоциален. «Непонятно, к каким ценностям звать читателей», – это не акцентированное в биографии признание писателя может несколько удивить: думается, у Толстого или Достоевского такой растерянности не возникло бы даже в эпоху перестроечных перемен. Но Искандер в глубине души тянулся к патриархальным традициям, к тому же сросся как с материалом с советской действительностью, видя лучшие её черты, хотя многого в ней не принимая. Собственно говоря, блистательный добрый юмор и горьковатая сатира «Сандро из Чегема» строится как раз на скрещении чегемской патриархальности с советской социальной иерархичностью.
Распад Союза Искандер считал трагедией, а ответ на вопрос о ценностях обрёл в идеалах православия: принял в 2000 году крещение. И – в своей памяти, ставшей чертежом эпического Чегема. Евгений Рейн (авторы его мнение приводят) выделил у Искандера главное: «Ему удалось создать из своей биографии особый мир – одновременно локальный и всеобщий. Мудрость и юмор – вот главные координаты этого пространства, в котором реальная жизнь преображена в общечеловеческую мифологию».
Авторы в своих беседах, придающих некоторый динамизм композиции, кружат и вокруг «Нового мира» тех лет: они убеждены, что именно после публикации повести «Созвездие Козлотура» в «Новом мире» (1966) Фазиль Искандер стал «одним из немногих по-настоящему известных писателей своего поколения. <…> После «Сандро из Чегема» и «Кроликов и удавов» авторитет Искандера был непререкаем, но именно «Созвездие Козлотура» стало решающим в его писательской и человеческой судьбе». Александр Твардовский, главный редактор журнала, считал, что сила повести «не только в её сатирической сущности. Она привлекает своей лирической основой». Создавший яркий эпический образ народного героя сам Твардовский оказался слишком ярким для серого цвета тогдашних коридоров: он подвергся опале вместе с журналом. В те годы любая случайная деталь способна была подтвердить «неблагонадёжность», к примеру, кто-то из всепроникающих мог обнаружить в Смоленских архивах дворянско-однодворческие корни рода Плескачевских – к этому роду принадлежала мать Твардовского... Но, скорее всего, точную оценку события мы, вслед за Е.П. и М.Г, найдём в эссе Искандера «Письмо друзьям»: «Когда закрывали «Новый мир» Твардовского, я дал телеграмму на имя Косыгина. Я писал, что журнал закрывают за то, что он мыслит. Я писал, что не всякая критика – мысль, но всякая мысль – критика. Общественная мысль не может существовать вне критического контекста». История «Нового мира» отражает историю страны: каждый главный редактор этого журнала – герой своего времени. Думаю, литераторам и любителям литературы обо всём этом читать будет интересно.
И всё-таки в первую очередь книга будет востребована поклонниками творчества Искандера. Авторам удалось воссоздать образ Искандера-мыслителя. Очень важны его рассуждения о писательстве: «…для себя, для гармонизации собственной души и тем самым души читателя я создал тот мир, который при всей своей простоте был своего рода гармонией, куда можно было идти. Я всегда смотрел на литературу, как, может быть, в известной степени, на способ лечения человека, на способ его заряда какой-то внутренней силой, внутренней гармонией, которая помогла бы ему выживать в этом мире». Разумеется, авторы с лёгкой иронией прошлись по такому «несовременному» взгляду на литературу. Но тут же, в очередном диалоге, поспешили свою иронию нокаутировать (возможно, увидев на стене мелькнувшую сумрачную тень главного героя): «Да, несовременно, потому что – вечно». М.Г. предположил: «Может, поэтому он всем как родной – и абхазам, и грузинам, и русским, и якутам, и чукчам, и татарам. И нам с вами, затеявшим эту книгу». Е.П. согласился и грустно добавил: «На литературу как на лекарство больше не смотрят. Смотрят как на развлечение, игру в бисер, способ самовыражения, ну, или даже способ заработка. А вот как на способ лечения – нет. Хотя все мы в этом нуждаемся».
Подводя итог авторским беседам, подал голос из книгобытия Фазиль Искандер: «Вообще конечная задача искусства, как и религии, – очеловечивание человека».