Молодой петербургский театр «Комедианты» привёз в Москву спектакль по пьесе Теннесси Уильямса The Notebook of Trigorin – «Записные книжки Тригорина», о которой сам драматург говорил следующее: «Я пытался достичь такого ощущения, как будто бы Чехов протягивает нам свою руку».
Драма, написанная в 1980-м, была переведена с английского Виталием Вульфом и Александром Чеботарём без малого двадцать лет спустя. И хотя вскоре после этого она вошла в репертуар столичного Театра им. Н.В. Гоголя, где с успехом шла на протяжении нескольких сезонов, «Записные книжки» не назовёшь хорошо знакомой отечественному зрителю. Авторская концепция задаётся здесь уже самим названием – Уильямсу захотелось взглянуть на происходящее в одной из главных пьес мирового репертуара, так сказать, «изнутри», глазами одного из её героев, преуспевающего беллетриста. Я бы назвала предъявленное нам чрезвычайно бережное и тонко разобранное воплощение текста «Чайкой» в подробностях». Опираясь в своей постановке прежде всего на актёрский ансамбль и сводя к минимуму внешние постановочные эффекты, режиссёр Михаил Левшин достигает изрядной степени – психологической – убедительности. Вникая в американскую версию известных драматических событий, он даёт свой внятный ответ на один из «проклятых» русских вопросов: «Почему застрелился Константин?»
В самом начале спектакля сквозь белоснежные занавеси беседки на сцену влетает трепетный Треплев (Вадим Прохоров) и одним своим появлением сразу же расставляет все точки над i. Метафорическая чайка у «Комедиантов» – это не столько Нина, сколько он – Костя… Бедный Константин, так страстно жаждущий дуновения свежего воздуха, пребывает в положении не более чем игрушки и для Заречной, и для своей матери, и, конечно же, для владельца «Записных книжек». А смерть его – лишь занятный финал для небольшого рассказа беллетриста. Роль – безусловная удача артиста. Никакой ходульности, ты целиком веришь, что этот юноша действительно страдает от окружающей пошлости в искусстве и около. Мысль Чехова, можно сказать, доведённая Уильямсом до логического финала, полностью воплощена на сцене.
Рядом очень интересная работа Нины Мещаниновой, играющей Аркадину. Существует, так сказать, уже «классическая» трактовка этой роли: без устали рефлектирующая, стареющая актриса, вечно тянущая одеяло на себя, законченная эгоистка, бессовестная мать. В спектакле Левшина мы видим нетрадиционный, едва ли не кардинально иной подход. Располагающая рациональность, лёгкая ирония придают образу истинно тонкое очарование. (В довершение ко всему актриса ещё замечательным образом поёт на сцене, изрядно добавляя себе этим мастерством расположения публики.)
Теперь о заглавном – по Уильямсу – герое. Тригорин Валерия Полетаева – абсолютно неотразим. Вот он в полосатом купальном костюме, перетянутом широким борцовским поясом, лежит на полу и рассуждает о сложностях творческого процесса, ни на минуту не переставая при этом реагировать на, как принято говорить, любые движущиеся объекты. Прорисованная автором комичность персонажа доведена актёром до степени сущей абсурдности, и именно в этом гротесковом решении образ вдруг прочитывается самобытно, жизненно и отчётливо современно.
Очень ярок лощёный, но элегантный Дорн. Виктор Костецкий за исполнение этой роли по праву получил высшую театральную премию Санкт-Петербурга – «Золотой софит». Подкупают в игре Костецкого спокойная, отстранённая жёсткость и опять-таки ироничность. А сцена Дорна с Полиной Андреевной (Таисия Попёнко) выстроена режиссёром в особом ключе. Актёры словно бы на музыкальный манер «маркатируют» каждую ноту, придавая сцене подлинный драматизм.
Отчего-то Теннесси Уильямс буквально лютой ненавистью возненавидел чеховскую «бедную» Машу, приписав ей все на свете смертные грехи, она тут мало того что алкоголичка и истеричка, так ещё и человеконенавистница и садистка… Но обаяние молодой актрисы Светланы Сухановой доминирует над замыслом драматурга, и эта работа недаром также была отмечена премией – общественная организация «Театрал», представляющая зрительское сообщество Петербурга, присудила ей свой «Приз зрительских симпатий».
Для Сорина постановщик также нашёл необычную яркую краску, вырывающую этот образ из общепринятых театральных традиций. Он у Кирилла Датешидзе – комик-резонёр, мил и смешон. Весьма убедителен и хорош Медведенко (Анатолий Ильченко). А вот на Шамраева (Максим Сергеев) у режиссёра явно не хватило сил, и он решает его образ в духе сценической архаики, столь противоречащей общей стилистике спектакля. Нина Заречная, сыгранная Екатериной Культиной, чрезвычайно органично существует в предложенных обстоятельствах, но в соответствии с замыслом драматурга, а вслед за ним и с концепцией спектакля она здесь никак не центральная фигура.
Да, Антон Павлович, мне кажется, был бы премного удивлён, прочитав «пред-постмодернистскую» пьесу Теннесси Уильямса, но, полагаю, увидев её в исполнении «Комедиантов», он, быть может, в конечном итоге согласился бы с возможностью такой интерпретации своего сюжета. И – кто знает – возможно, даже внёс бы в текст «Чайки» некоторые коррективы. Например, хрестоматийную реплику доктора Дорна – «Блестящих дарований теперь мало, это правда, но средний актёр стал гораздо выше» – поправил бы следующим образом: «Блестящих дарований теперь немало, это правда, ибо средний актёр стал гораздо выше».