Зачем нам нужны музеи семейных архивов
Валерий КОЛОДЯЖНЫЙ, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
Забрёл я как-то в Питере на наш Сенной рынок и там на развале, среди всякой всячины, наткнулся на ветхую тетрадь. Осторожно перевёртывая набухшие от влаги листы (в этот день шёл мокрый снег), увидел почерк старинного типа. И – купил тетрадку. По профессии военный моряк, офицер, я никогда не имел дела со старыми рукописями. А тут смотрю – у меня в руках дневник некоего жителя села Спас-Мякса, что под Череповцом. А писан он с ноября 1884 по март 1891 года.
Стал вчитываться, буквально расшифровывая трудные места. И выяснилось: автор дневника – ярославский мужик Вонифатий Иванович Ловков. Со страниц рукописи предстал он личностью поистине незаурядной. Ведя крестьянский образ жизни, он в то же время занимался кузнечным ремеслом, много ездил, торгуя железным товаром на ярмарках. Помимо того, был он человеком читающим. Активный и энергичный, Вонифатий явно выделялся среди односельчан. А однажды, добившись личного приёма у самого императора Александра III по давней тяжбе с соседним помещиком, укрепил свой авторитет и стал сельским старостой.
Дневник я показал нашим петербургским кинематографистам. Сам же засел за документальную повесть «Вонифатиева тетрадь», она вскоре вышла в свет. И вот результат: в конце прошлого лета по телеканалу «Культура» прошёл снятый по моей книге режиссёром Александром Анфёровым документальный фильм «Вонифатий».
Признаюсь – я так увлёкся работой со старыми рукописями, что, приобретя некоторый опыт, стал думать, что бы предпринять ещё. А материал сам шёл в руки. После одной из встреч с читателями мне передали пачку старинных писем, которые я условно назвал «Воронежский архив». Передали люди, не имеющие никакого отношения к авторам переписки. Читая, я думал о потомках тех, кто оставил нам эти случайно уцелевшие «частные документы эпохи». Может быть, они, увидев в «ЛГ» знакомые имена, вспомнят своих предков. И – откликнутся.
Писем оказалось шестьдесят шесть. Исполнены они старой русской орфографией. Все листы одинакового формата, разлиновки и цвета – да попросту видно, что все из единой пачки и заполнены почерком не слишком молодого и не слишком искушённого в правописании человека. Затем я (не без труда) разложил письма в хронологической последовательности.
В большинстве письма эти от некой Марии Шабашевой к своей замужней дочери Анне. На протяжении лет они отправлялись из разных мест Воронежской губернии на Украину – то в какой-то Приворот, то в Каменец-Подольск, то в Винницу. По ходу чтения помимо географических названий я составил перечень упоминаемых в письмах имён. Так от листка к листку стали вырисовываться семейные связи воронежцев Шабашевых.
Хочу привести несколько писем из этой пачки. Вот первое, «польское»:
Люцея – Анне Шабашевой
1912 воскресенье, Геленовка
Милый Мусёночек!
Сердцем и душою благодарна Тебе за письмо. Причиной, которая заставила меня остаться дома, была болезнь моей матери. Я должна была выехать в Краков, на курсы садоводства. Так как мама болела три недели, то и уже мне на курсы отправляться было поздно. Теперь мама уже совсем здорова, собирается в Италию.
Спрашиваешь, что я делаю. Занимаюсь хозяйством, гуляю после обеда, а вечером читаю, а большей частью играю на рояле. Игра доставляет мне большое удовольствие и хорошо действует на мою душу и нервы, заставляет невольно улыбаться.
Главным же образом думаю повеселиться на Рождество, так как приедут в Каменец на праздник многие подруги. Бала в гимназии нашей не было, некому устраивать. Я, конечно, горжусь, что только мы в прошлом году могли устроить бал, а без нас-то и некому. По гимназии до сих пор скучаю, и часто навещаю её. Все учителя встречают меня очень приветливо.
Целую Тебя крепко, крепко.
Люцея.
...По всей видимости, связи с прочими у этого письма всё-таки нет, думаю я. 1912 год… Какая-то Люцея с не очень здоровой мамой, заграничная поездка, музицирование, Краков, рождественский бал… Дореволюционная жизнь средней провинциальной семьи.
Стоп… В конце «польского» письма вдруг промелькивает уже встречавшееся название: «Каменец». Это важно. Значит, связь с основным массивом писем всё же не исключена. Что ещё? А вот: «Мусёночек». Мусей зовут одну из внучек Марии Шабашевой, дочь Анны, чья семья жила как раз в Каменце! А девушка Люцея пишет недавней гимназической соученице Мусе именно потому, что семья той покинула Каменец, переехала. Скорее всего, в Винницу, это ясно из писем Марии: «Привыкли ли к Виннице? И забыли ли Каменец?»
Следовательно, и прочие письма, где упоминается переезд, тоже отнесём к 1912 году. Письма не письма, но следующее письмо Марии, помеченное октябрём, с фразой «Как Вы устроились? Уехали ли Авочка и Мусичка?», без сомнения, тоже относится к данному переезду и содержит имя внучки Муси…
Да, вот именно так – эмпирически, разбирая и сортируя архив, по сути, на ощупь, мы сумели-таки что-то выяснить. Обрели дату ещё какие-то письма.
В итоге обратным и прямым отсчётом от «польского» сложились письма с 1911 по 1914 год. А дальше идёт переписка эпохи Первой мировой войны, и здесь достаточно знать события на фронтах (вступление в войну Турции, оставление Варшавы; всё это Шабашевыми обсуждается), чтобы письма военной поры выложить в надёжную хронологическую цепь. Завершающий раздел состоит всего из трёх писем, касающихся того, как невзгоды Гражданской войны сказывались на судьбах воронежских обывателей. Вот письмо сына Марии Шабашевой семинариста Владимира к сестре Анне:
В.И. Шабашев – А.И. Шабашевой
21 Ноября
Любезная сестрица Аня!
Спасибо тебе, и спасибо великое, за твою любезность ко мне, о которой я заключаю из твоего письма ко мне. Ты пишешь, что живётся скучно, сидишь дома, даже не гуляешь. Моя жизнь не так скучна. То дела службы, то чтение, которым я стал заниматься с значительным усердием, потом я много гулял: улиц в городе много, луг, Дон с притоками, все места сейчас удобные для гулянья. В последнее время стал знакомиться с Павловским обществом.
Толчком к моим знакомствам послужила свадьба одного из товарищей, где я играл роль женихова шафера и кавалера-танцора. Я даже несколько не доволен знакомствами, потому что теперь нужно ходить по улицам с оглядкой, чтобы не пропустить кого-либо из знакомых, не раскланявшись.
Возвращусь к свадьбе. Дело в том, что мой товарищ женился на твоей подруге и приятельнице Анне Васильевне Тимофеевой.
Не хотелось мне быть вестником печали. Вчера я получил из Россоши письмо, писал дядя Коля. Он приехал в Россошь хоронить тётю Сашу, умерла она пятнадцатаго. Такова-то наша жизнь, Аня, как посмотришь кругом, да подумаешь – остаётся только рукой махнуть да свистнуть.
Целую вас всех.
Владимир Шабашев.
...В каких-то письмах Владимира Шабашева сестра Анна ещё девичествует, живёт-скучает в заштатном Бирюче с матерью и младшим братом. Потом она замужем. Чуть позже – дети. В самих этих событиях – их хронология.
М. Красноложская – А.И. Шабашевой
8 Декабря
Милая Анечка!
Твоё письмо пришло ко мне в самое время душевных невзгод, ужасно хорошо на меня подействовало. Я стала приходить к заключению, что я не могу жить с людьми так, как все живут. Несмотря на моё желание никого не трогать, не ссориться, я всегда выхожу вздорная, дерзкая, невыносимая в обществе. Настоящая моя жизнь – ад, впереди ничего не предвидится. Я молю Бога о смерти, но Господь не посылает мне ея. Недавно как-то мне сделалось дурно, так что я думала, Богу душу отдам. Самой же смерти я не испугалась, даже какую-то радость испытала.
Ну, довольно о себе. Напишу теперь тебе об училище. Здание прекрасное, удобное, но полы – как асфальт. От них у нас постоянный насморк. Училище представляет «прелестную» картину: рутину-рутину… У нас новый инспектор, который старается двигать развитие воспитанниц. Вот хорошее установление: диктант после классных занятий. Чтение после ужина, но оно изнуряет силы воспитанниц. Показываем туманныя картины, но девочки как-то неблагодарно, апатично к этому относятся. Инспектор бывает и утром, и вечером, ничего не оставляет без бдительнаго внимания. Но со всем тем ужас как надоел.
Анна Тимофеева вышла замуж, но я не имею возможности поздравить её.
Надеюсь получить от тебя, Аничка, письмо скоро. Напиши, как там, чувствуется ли у вас голодный год? У нас бедствуют. Прощай, пиши. Любящая тебя
М. Красноложская.
Составляющие основу архива письма мирной поры, по август 1914-го, могут на первый взгляд показаться скучными, «неинтересными». В них информация по большей части семейного и хозяйственного свойства: урожай, заготовки, что испечь к празднику и к кому пойти в гости… Должно ли удивлять нас, вчитывающихся в строчки давно ушедших людей, что столь мало видим мы откликов на общественные или политические события в стране? Думается, нет. Равнодушие к политике есть признак жизненной устойчивости и покоя.
Другое дело – в последующие годы, когда Россия вступила в эпоху войн и кризисов. Начало Первой мировой войны вызвало прилив социального оптимизма: «Слава Богу, в народе нет уныния, везде приподнятый дух, все благодарны, что нет пьянства, – сообщает Мария Шабашева. – Сегодня в церкви, когда читали с коленопреклонением молитву, многие мужики плакали».
Но некоторые письма преподносят информацию иного свойства. «Много из Воронежа побито офицеров… Недавно был случай, Мещерякова сына убили, привезли в Воронеж, похоронили очень торжественно. Мещерякову, говорят, это обошлось в 5 тысяч рублей (убитый был без головы). А теперь отец получил письмо, что сын жив. Так отец, говорят, хочет из склепа выбросить, котораго похоронил».
А вот внук шабашевской подруги, кадет-старшеклассник, на фоне патриотического подъёма заявляет вдруг о желании выйти из кадетского корпуса, чтобы далее не поступать в юнкерское училище и соответственно не идти по офицерскому выпуску на войну:
«…Внучок Алевтины Яковлевны (он в последнем классе кадетскаго корпуса) забрил себе в голову, что нужно уволиться из кадетскаго что-бы не взяли на войну, «Вам хочеться избавиться от меня?». Мать подала прошение о увольнении, а получила бумагу: в какое военное училище желает поместить своего сына?»
Впрочем, неизвестно, суждено ли было планам юного уклониста сбыться. Грянула революция, а вслед за ней пришла на Воронежскую землю Гражданская война. Читать письма за 1918–1919 гг. тяжело. Поэтому приведём здесь лишь краткие свидетельства того горького времени:
«…Я переживаю ужасное время. До Воронежа доехать трудно, в трёх местах обыскивают и при этом оббирают… За Бирючом ст.] Палатовка. Кто едет в Харьков, на этой станции выгружают. Их там обыскивают, вёрст шесть идут пешком, а там уже досматривают документы, и все садятся на поезд в Харьков…
Что твориться здесь, так что-то жуткое. Подумаешь, Господи! да не сон ли это! Ни власти, ни защиты, чуть не в каждом селе свои порядки. Грабежи, убийства, Священников расстреливают. А помещиков и всех землевладельцев уже разгромили.
Господу угодно ещё испытание. С 25 августа здесь не ходит почта. Казаки заняли Калач, Воробьёвку, с запада Павловск, Воронцовку, с востока тоже идут, а с севера сюда подвозят войска. Хотя большевики не храбры, от Калача бежали, но потом опять вернулись, с Воронежа им могли подходить подкрепления.
Здесь ещё зимой составлен список боржуев, 60 домов, в том числе о. Василий Цветов. А на днях ездили по улицам солдаты с красным флагом и белая надпись «Смерть боржуям!» И если, не дай Бог, казаки отступят, Калач большевики решили разнести, камня на камне не оставить. А уж грабить будут и убивать, и думать нечего о благополучном исходе, и сей час каждою ночь грабежи. Так, один ещё в 1905 году возмущал народ, а теперь привлёк на свою сторону человек 100 и вот, имеет сношение с Воронежем и коммуну у них устроил. В церьковь не велит ходить…»
...Даже лёгкое прикосновение к частной переписке старой России показывает, насколько важны они для нас, эти ветхие семейные архивы. В них – тени ушедшей эпохи, черты прежней русской жизни.
А как быть с жизнью недавней или нынешней? Многие из нас не хранят переписку. С наступлением же электронной эры все эти конверты, марки, открытки становятся анахронизмом, уходят из нашего быта. Между тем их, я думаю, следует бережно хранить. Может, кто-то когда-то займётся и ими и эти старые листки станут бесценными свидетельствами прошедшей жизни.
Изучение частных архивов важно ещё и тем, что даёт представление не о самих событиях, быть может, и известных, а о том, как они отражались на жизни простых людей, чего стоили нашим предшественникам те или иные исторические свершения.
Я обращаюсь к читателям «ЛГ» с предложением: давайте в каждом городе, в каждой библиотеке создадим музеи семейных архивов. Чтобы не прерывалась связь времён. Чтобы внуки и правнуки знали о подлинно пережитом и не мифологизировали нашу историю. Ведь она складывается из миллионов судеб самых обычных людей!