Написал новую книгу. Нечто вроде романа в рассказах. И в двух частях, одна называется «Ребята с нашего двора», другая – «Ребята из нашего класса». Хотел разобраться, чем и каким было советское, послевоенное детство, «сталинской улыбкою согретое», по заверению тогдашних пропагандистов, но одновременно – обозлённое безотцовщиной, голодухой, очередями…
Я хорошо знаю, как неумолимо жесток был тогда общественный порядок. И тем не менее на улицах, на стадионе, на рынках, в окрестностях кинотеатров и магазинов, в трамваях и пригородных поездах, на катках и дворовых танцульках правила бал шпана, уже породнённая с криминальным миром.
Только тому была гарантирована безопасность после уроков, только тот бывал относительно спокоен за свои коньки на катке или за мятые рубли в кассе кинотеатра, у кого за спиной была своя родная «кодла».
Сочиняя книгу, я как бы вновь увидел дворовых друзей. Одних сгубили водка и наркотики. Другие сгинули в колониях и тюрьмах. А ведь какими замечательными ребятами были они лет до двенадцати-тринадцати, покуда не захлестнул их уличный беспредел.
Однако всё же справились. Но только потому, что справилось общество и прежде всего учителя, ещё не снявшие военные гимнастёрки историки и математики и постаревшие комсомолки, вдалбливавшие в наши наголо стриженные головы правила родного языка и великие русские стихи.
Я не был примерным пионером. Тяготился торжественными линейками и клятвами, не слишком доверял песням о счастливом детстве.
А теперь думаю, да, лозунги лозунгами, клятвы клятвами, но ведь ничему дурному, злому нас в пионерской организации не учили. Старались сконцентрировать пацанью романтичность на благородных делах: на дружбе, товариществе, на солидарности со старыми и беззащитными, а для неуёмной энергии норовили найти применение в добрых делах, в спорте, в творчестве и прежде всего в знании.
Вот этой самой волей к знанию, к справедливости, к умениям, к художеству, овладевшей мальчишескими и девчоночьими душами, и был побеждён хулиганский разгул.
А теперь об одном свежем сообщении, промелькнувшем в потоке информации. В больших городах Сибири для экономии и, надо думать, пресловутой оптимизации решили закрыть детские библиотеки. Эта новость для меня равна возвращению чуть ли не в феодальные времена и к таким понятиям, как «чернь», «кухаркины дети», «прислуга», а там уж, глядишь, «холопы» и «быдло».
Я не преувеличиваю. В голодную пору, едва отвоевавшая, в развалинах лежащая страна для детских библиотек средства находила. И мы, дворовые мальчишки, заполняли комнаты районных читалок и академический зал самой Ленинской библиотеки и ждали своей очереди, чтобы добраться до подклеенных, подшитых, не единожды переплетённых книг, посредством которых забывались вечный голод и нищета, преодолевались поколенческие, географические, социальные и политические барьеры.
Что бы со мной было, кем бы я стал, если бы шестьдесят лет назад передо мной закрыли двери детской библиотеки?!
А вот ещё одно сообщение: в школах больших уральских городов было решено разделить школьные завтраки на две категории – повкуснее и попроще. А чтобы не возникало недоразумений, сажать учеников разного достатка за разные столы.
Не хочу сказать, что питался наравне с моими одноклассниками, отпрысками известных людей или номенклатуры. Чёрствый сиротский бублик и конфеты «подушечки» долго казались мне завидным лакомством. Однако никогда в том классе, в той школе, в той смятённой, разорённой, живущей на разрыв аорты стране я не чувствовал себя пасынком. Дворовой голытьбой, которой не место за приличным столом.