У меня в Париже на стене фотография начала 70-х: там в торжественных позах, с нарочито застывшими лицами – пятеро. В маоистской косоворотке – сатирик Вагрич Бахчанян; наголо обритый, в элегантном свитере – Игорь Холин; в строгом пиджаке – Генрих Сапгир; в чёрных очках – Владислав Лён и в центре, в кудрях и при бабочке, – Эдуард Лимонов – автор самой идеи. «Давайте сфотографируемся вместе, как актёры Художественного театра», – предложил Лимонов.
На старом Арбате отыскалась мастерская, где фотограф снимал допотопной камерой чуть не с негативами на стёклышках…
Кадр из театра теней
...Дождливой августовской ночью поезд везёт нас из Феодосии в Москву. В Харькове стоим полчаса. За вагонным окном, расчерченным дождём на косой пробор, антрацитово светится мокрый перрон, позади громоздится неразличимый вокзал.
«Смотри, смотри, харьковские гении в поезд садятся, едут Москву завоёвывать!» – говорит Сапгир, указывая пальцем в заоконную темноту.
И правда. В вагон решительно взбирается «передовой отряд»: молодые люди – все, как один, в кожаных куртках с поднятыми воротниками, шарфах крупной вязки и низко надвинутых на глаза кепках – берут вагон штурмом. Штурмуют будущее – талантливые южные юноши.
Позже Генрих Сапгир напишет о таком юноше стихотворение «Московские мифы»:
Это миф о сверхчеловеке,
Удивительный какой-то очкарик,
Тонкошеий какой-то параноик,
Он играя и шутя покоряет,
Покоряет Большую деревню,
Все компании, музеи, мавзолеи.
В восхищенье бегут интеллигенты,
А за ними длинноногие девицы,
Вслед за ними рабочие с завода,
Просто уголовные типы:
«Дай нам на тебя наглядеться,
Золотых речей твоих послушать!»
А очкарик бабочкой порхает,
Эдакой провинциальной мальвой,
И вещает с презрительной улыбкой:
«Я вообще-то здесь в Москве ненадолго,
Я проездом, походя, транзитом,
Из Кривого Рога в Сан-Франциско!»
Решка и орёл
Я Лимонова знаю с самых его первых шагов по Первопрестольной. Он частенько являлся к нам на улицу Щепкина с пачкой тиражированных машинописных сборничков своих стихов, которыми бойко торговал – как и джинсами собственной конструкции.
Мы общались теснейшим образом. А знакомство Эдуарда с Еленой произошло на моём дне рождения. «Прекрасная Елена» (для своих Козлик – по девичьей фамилии Козлова), вся в «Диоре», явилась тогда с мужем, художником Витей Щаповым, некрасивым, добрым и богатым. А Эдуард, что называется, пришёл, увидел, победил – хотя и не сразу…
«…Ну что мне делать? – задаёт мне вопрос Козлик. – Я люблю Лимонова, но от Вити уйти не решаюсь!» – «А ты брось монетку, – советую я. – Орёл – Щапов. Решка – Лимонов». Приняв мой совет за чистую монету, Козлик бросает монетку трижды – три раза выпадает решка. Продолжение общеизвестно: свадьба, венчание в Брюсовской церкви, и вскоре, осенью 1974-го, для них задул ветер эмиграции, выдул из страны, перенёс через океан. А полтора года спустя к нам через океан перелетел в обратную сторону манускрипт романа «Это я, Эдичка». С каким восторгом, взахлёб читала интеллигенция современный плутовской роман, подобный «Жиль Блазу». А ведь именно «Эдичка» и прописал Лимонова в мировой литературе, как Набокова – «Лолита»…
Заметим, что впервые «Эдичка» был издан именно в Париже, по-русски, в скромном альманахе «Ковчег» (издатели – Николай Боков, ныне покойный, и Арвид Крон). А затем пришёл успех в мировом масштабе благодаря Ж. Поверу, бесстрашному издателю маркиза де Сада. Без Повера ничего не было бы. Это он придумал ошеломляющий заголовок «Русские поэты предпочитают больших негров»…
Лоскутный пиджак
Есть Лимонов – «made in France». Это Лимонов-изгой, 25 лет назад покинувший страну Прав человека. Причиной оказалась его книга «Дисциплинарный санаторий» (Le grand hospice occidental / Пер. Михаила Щетинского. – Paris: Belles Lettres, 1993).
«Дисциплинарный санаторий» буквально ошарашил травоядную французскую так называемую прогрессивную общественность. За свой радикальный антиконформизм Эдуард был подвергнут остракизму, получил красно-коричневый ярлык. И тут писатель вполне трезво оценил ситуацию. Он понял, что во Франции становится одиозной личностью, что его путь в издательства закрыт, как казалось, навсегда. И решил уехать.
Он был многоликим и пёстрым – как сочинённый им лоскутный пиджак: поэт, романтик, национал-большевик. Ему посвящались балеты и памфлеты. Его биография наверняка появится в серии «Жизнь замечательных людей». И будет она похожа на авантюрный роман, который будут взахлеб читать, как «Мемуары Казановы». Он – председатель партии «Другая Россия», авантюрист, полемист. Но самое главное – Эдуард Лимонов – писатель огромного таланта, чьи книги уже вошли в мировую литературу.
К нему невозможно относиться равнодушно. И сейчас, как и при жизни, его столь же яростно ненавидят и столь же горячо превозносят. А это значит, что Лимонов, цитируя Пушкина, «весь не ушёл»…
Национальный герой
Лимонов культивировал брутальный стиль: на голове – «ёжик», на плечах – полуфренч; затем, в зрелости, отрастил «троцкистскую» бородку и облачился в строгий костюм. При этом был неизменно задиристым, злым, но не злобным. Держал марку «живого классика». И, самое невероятное, саму свою жизнь он сумел превратить в литературный факт.
Он так и не получил никакой премии за литературу – а он был достоин самых престижных.
Его публицистические nota bene последних лет подобны его же стихам – даже более, чем прозе: они лёгкие, едкие и ёмкие. Вообще, блог-формат пришёлся писателю как нельзя впору. Там он со снайперской точностью расстреливает своих политических оппонентов – прикладывает как надо.
«День моей смерти станет национальной трагедией», – сказал Лимонов в одном из последних своих интервью. Он словно спланировал свой уход – в постмодернистский момент всеобщего безумия – апокалиптической «игры после мата».
В наши дни меняется всё – верх и низ, следствия и причины, природа и погода. И из этой пришедший в мир антиутопии Лимонов – национальный герой нашего безвременья – ушёл в Вечность. Лучшего времени для такого ухода он сочинить не мог.
Мир праху твоему, Эдичка! Вечного тебе непокоя!