* * *
Запуржит, заметелит, завьюжит,
Все дороги утонут во мгле –
И опять ретивое затужит
Об оставленной отчей земле.
Как живут там родимые наши,
Потерявшие лад и уют?
Говорят, что не сеют, не пашут,
Только с горечка горькую пьют.
Я не верю подобным наветам,
Не такие мои земляки…
Ну а всё же на сердце при этом
Давит камень вины и тоски.
Никогда не простит мне, конечно,
Избяная моя сторона,
Что подумал однажды беспечно:
Без меня обойдётся она…
Потому и болит ретивое
О покинутой отчей земле,
Как пурга заметёт, да завоет,
И дороги утопит во мгле.
К ПРОСТЫМ ИСТИНАМ
Хочу в ту чистую ограду,
В тот деревенский светлый дом,
Где не выслуживаться надо,
А просто жить своим трудом.
Где, как дерюжки за порогом,
Простые истины лежат.
Где торговать душой не могут
И телом тоже дорожат.
Хочу в селенье то у сосен,
Среди полей овса и ржи,
Где люди просто не выносят
Ни лицемерия, ни лжи.
И к тем околичным воротам,
Где мир считает с давних пор,
Что виден сокол по полёту,
А вор непойманный есть вор.
ЗАЯЦ В ГОРОДЕ
Мы в пригород въезжали ночью тёмной.
И вот среди столбов, складов, траншей
Он появился, как щенок бездомный,
С наивным бантом вздыбленных ушей.
По снеговой полоске, грязно-серой,
Неловко припадая, он бежал
(Куда, зачем, не ведая, наверно),
И сам был сер и грязен. И дрожал.
Звенели электрические сети.
Шёл с рёвом на посадку самолёт.
И вдруг таким чужим на этом свете
Мне показался заячий народ.
«Притормози!» – я попросил шофёра
И вырубил щелчком слепящий свет.
Упала мгла…
Лишь в небе над опорой
Светились звёзды, точно зайца след.
РАВНЕНИЕ НА ЛОШАДЕЙ
Я скажу вам, друзья, по секрету:
Не хотел бы обидеть людей,
Но среди населенья планеты
Я всех больше люблю… лошадей.
И не столько за шеи лебяжьи
И за гривы шелко’вые их,
Не за этот стремительный даже
Бег летящий, похожий на вихрь,
Сколько – за вековое терпенье,
Испытуемое хомутом.
Нам такое бы в нашем корпенье
Над листом – над целинным пластом.
И тогда бы читатель наш строгий,
Что добра не мешает со злом,
Не менял бы нас на полдороге,
Почитая достойным тяглом.
* * *
Вот возьму да пойду по Руси
С посошком отмерять километры.
Пусть рубаха моя парусит,
Жидкий ёршик пушится от ветра.
Мне уже не заменит мотор
Серафим пламенеющим у’глем,
Потянуло на русский простор,
Как индуса на старости в джунгли.
Коли годы зашли за года,
Сыплют соль на виски, как на раны,
Так по-русски – уйти в никуда
И навек погрузиться в нирвану…
Не примите за форс и кураж
Эту тягу к путям запредельным.
Неслучайно ведь в русский пейзаж
Странник с посохом вписан издревле.
* * *
Нет в голове заветных слов,
И лишних денег нет в кармане…
Ленив, как дедушка Крылов,
Лежу часами на диване.
И кот – отнюдь не «в сапогах», –
Мне подражая, не иначе,
Лежмя лежит в моих ногах,
О чём-то грезя о кошачьем.
Кругом такая тишина,
Что возникает мысль простая:
Вот так лежит и вся страна,
О рае рыночном мечтая.
СНЕЖНОЕ
Ах, какая зима на дворе!
Снег – не снег, а «поэма экстаза».
Жаль, теперь за один да два «рэ»
Не пускают на лыжную базу.
А то я бы устроил забег
По логам, по увалам лесистым,
Белый сам, как берёзы и снег,
Хоть покуда и менее чистый.
Но ещё наше время придёт –
Очищенье снегами нам будет,
Ибо все мы, российский народ,
Все мы истинно снежные люди.
* * *
С невыразимым удивленьем
Живу во сне и наяву
Пред тем загадочным явленьем,
Что я пока ещё живу.
Ведь сколько было цепких, умных –
До срока призваны они…
Невольно станешь думать думу:
За что мне Бог продляет дни?
Таких крюко’в и поворотов
Моя судьба полна была,
Что я, прямой и полоротый,
Сто раз мог выпасть из седла.
Не выпал. Спешился. Не клянчу
Ничьих подпорок, сам иду.
И, словно загнанную клячу,
Веду Пегаса в поводу.
И неизменно совесть гложет
К исходу суетного дня
При мысли, что ещё, быть может,
Ждёт Он чего-то от меня…
КРАСНОЯРСК