Он так швырнул карандаш, что тот, отскочив от стола, попал прямо в меня. Когда я поднял голову, его голос гремел во всю мощь:
– Я этого рисовать не буду, не буду, не буду…
Я поднял карандаш, положил к нему на стол и продолжил работу. Не спросил причину его нервозности. Знал его характер. Скоро он сам всё расскажет. Уже год, как работаем в одной комнате. Я – корреспондент, он – художник. Причём хороший. От заказов отбою нет. Художник он дорогой, можно сказать, обдирала, и поэтому самая сложная часть его работы – это договориться с клиентом о цене. Сбить назначенную им цену невозможно. Клиентам приходится соглашаться на его условия, потому что он мастер своего дела. Когда Асиф, два часа спорящий с клиентом из-за одного маната, после угощает нас, а зачастую и самого клиента застольем на десять–пятнадцать манат, я про себя думаю: «Ах ты, бестия, нет, чтобы вместо этого застолья уступить клиенту, не болтать битых два часа из-за одного маната, поберечь и своё, и моё время». За этот год я почувствовал, что если и есть на свете человек, которого он любит, то это – его отец. Каждый раз, получив с клиента деньги, часть их он кладёт в нагрудный карман, приговаривая при этом:
– А это – доля моего отца.
Нервно походив несколько раз взад-вперёд по комнате, он буркнул: «извини», сел на своё место и успокоился. Начертил пару линий и снова, словно ужаленный змеёй, вскочил со стула:
– Я этого рисовать не буду, не буду, не буду! – кричал он.
– Что случилось, Асиф? – не выдержав, спросил я.
– Что случилось? Вот принёс, говорит: «Рисуй!» – ответил он и показал какую-то схему на маленьком клочке бумаги.
– Кто?
– Отец, кто же ещё. Он председатель поселкового Совета старейшин. Просит начертить для своего кабинета, – голос его гремел так, что звенели оконные стёкла.
– Ну, если сказал отец, так начерти, что тут такого?..
На этот раз карандаш, который Асиф швырнул изо всех сил, отскочив от стола, попал мне в руку, а потом долго ещё катился по полу. Я во все глаза смотрел на Асифа – он орал так, словно я убил его отца.
– И ты говоришь: рисуй! А кто платить будет? Отец ведь никогда не раскошелится!
– Дорогой, наберись терпения, – сказал я спокойно. – Если бы ты не нервничал, а поработал – наверняка бы уже эта схема была готова.
И вдруг он смягчился, как ягнёнок, чуть не заплакал:
– Так ведь я хочу рисовать, хочу… Но вот беда – без оплаты этот карандаш никак не хочет двигаться …
, БАКУ
Перевела