Судьбу, как Небо, почитая…

* * *
Опустело сердце: улетела песня...
Не хватает воздуха, и на свете тесно:
вместе с песней этой, тихо пригорюнясь,
исчезает в прошлом пламенная юность...

С песней исчезают, Господи помилуй,
радостные тени молодости милой...
Сумерки чернеют – на глазах повязка,
только горы снежные светятся, как сказка.

В январе морозно, – просвистит ли полоз,
из степи заснеженной раздаётся голос,
и, неуловима, некой тайной вестью
из ночного дыма ускользает песня...

Ну, куда, несносная, от меня стремится,
под луной выпархивая, как ночная птица?
Не река ли плещет? Или глас небесный?
Песня лебединая в этой жизни пресной!

Я застыл как камень: грудь моя не дышит,
и душа уставшая ничего не слышит...
Я зову беглянку под скалой отвесной –
эхом возвращается то, что было песней.

* * *
                 Я гончая из рода птиц...
                                        Махамбет

Судьбу, как Небо, почитая,
я вновь покоя не найду,
И кто-то, ночью пролетая,
сулит мне радость и беду.

Мерцают ночи в высях снежных,
и звёзды падают с высот...
А кто ко мне – из самых нежных
гонцов – спасение несёт?

Сжимает горло зов стихии,
тоска крадётся неспроста...
Не табуны ли кочевые
в святые тянутся места?

Несутся неземные звуки
над Алатау в небосклон,
и музыка стремится в руки, –
но это только чудный сон!..

Мне непонятна эта тайна:
что происходит? почему?
Товарищ стал врагом случайно?
И сам себя я не пойму...

Мне нет покоя. Сердцу больно:
эпохой жизнь обожжена...
Зачем бессонница невольно
меня терзает криком ворона
и жизнь страданием полна?

Наперекор эпохе

              Ночную тайну разрушит слово...
             Помилуй, Боже, ночные души!
                                         Александр Блок

Ты доверился людям, наивный глупец,
и за это сполна получил наконец:
за доверчивость юную песни своей
ты печальную чашу с цикутой испей...

Опрокинь эту чашу, но только тайком,
чтоб вода не плеснула крутым кипятком...
Вечно ложь и коварство стоят при дверях –
настроениям века нельзя доверять.

Ты был предан вчера, безоглядный фантаст,
друг неверный тебя и сегодня предаст...
Потому что на свете грызётся базар –
и товаром становятся честь и азарт!..

А назавтра опять проиграют глупцы,
правят миром прагматики и подлецы.
О себе позаботься, бедняга-поэт,
береги свою жизнь от лжецов и газет...

Верь, что скоро минует метельный маршрут,
снова птицы с ветвей о весне запоют.
Но ты знаешь, что мир не изменит себе
а раз так – не забудь свой с судьбой разговор:
верен будь до предела тревожной судьбе,
верь в прохладу и трепет отеческих гор.

* * *
Холодный ветер Желтоксана,
душа – как ночь, в ней плачет совесть...
О, жизнь моя, сплошная рана,
моя мучительная повесть.
Зачем-то грудь моя стеснилась?
Снисходит с неба голос чести...
Послушай, сердце, сделай милость,
смягчись немного и воскресни!
Ты друга узнаёшь по речи,
в глазах врага – туман обмана...
Такие дни! Такие встречи!
О, жизнь моя – сплошная рана.
Спокойствия и примиренья
не знает Желтоксана ветер,
и снова одинокий вечер,
и вновь терзание творенья...
Мои победы и пороки.
Обетованные пустыни.
И непутёвые пророки,
и путь, неведомый поныне...

* * *
Когда покоя нет, когда соврёт домбра,
от дома вдалеке я слов не понимаю,
тем более тогда – в стремлении добра! –
опять тянусь душой к великому Абаю.

Бессовестная жизнь в униженной степи,
где души продают и не стремятся к раю,
где сам себе шепчу: «Смиряйся и терпи,
чтоб сердце обратить к великому Абаю...»

Лекарства не найду от мелкоты людской.
Охваченный огнём, я тихо угасаю...
Смотрю на земляков с надеждой и тоской
и словно бы живу страданьями Абая.

Вселенная вокруг... Её прекрасна речь,
которую, увы, нечасто понимаю...
Но чтоб навек любовь от гибели сберечь,
я тороплюсь в ночи к великому Абаю.

Как много ненависти на моей Земле,
я жадности и зла душой не принимаю,
я примиряю всех, кто заплутал во мгле,
О Боже, как мне стать похожим на Абая.

Когда соврёт домбра оборванной струной,
и, бедолага, вдруг от боли зарыдаю,
так хочется быстрей попасть к себе домой:
вернуться навсегда к великому Абаю.

* * *
Моя заветная мечта –
скакун, стреноженный петлёю...
Храпит в степи – и неспроста
копытом бьёт и жаждет боя!
Он так метался под зарёй,
но вот смирился одиноко...
Я тоже бился головой
о камни атомной эпохи.
Звучал спасительный кобыз,
поэту душу сотрясая,
а голос неба падал вниз,
как бы дождя стена косая.
Се – век, и он неумолим,
он заставлял метаться горы!
Зачем же я сразился с ним,
вступая в сумрачные споры?
Мой голос в зябком ноябре
в густом тумане потерялся...
И неужели я расстался
с высокой правдой на заре?
Храпит скакун моей мечты...
Куда несётся всадник вещий?
Среди безмерности зловещей
слова бессмертны и чисты.

* * *
Голос старинный волнует меня:
Кто ты? Зачем ты живёшь в этом мире?
И для чего ты играешь на лире
с сердцем, заполненным пляской огня?..

Что за мелодия рвётся в ушах
звоном, которого нету чудесней...
Словно бы всадник несётся во мрак,
я устремляюсь за собственной песней...

Мучаюсь, каюсь, страдаю, казнюсь...
Мне не хватает бесстрашной отваги:
я на слова беззащитные злюсь,
чтоб отыграться на белой бумаге!

Так же, как вы, я земной человек:
мил – для одних, а другим – ненавистен...
Только в груди моей пепел, как снег:
жизнь моя – жар отгорающих истин...

Жизнь моя – призрак, горящая ночь.
Чую мелодии сладость и горесть...
То вдохновенье уносится прочь,
и не смолкает мучительный голос. 

* * *
Я разрываю сумрак дум,
Которые, как ночь в окне...
Прости мне, Боже, что угрюм:
сгораю в собственном огне.

Горю в огне моей тоски
и догораю наяву...
Забыв про давние грехи,
я верю в майскую траву!

Когда серебряно звучит
лесами милый Наурыз,
я музыку готов учить
и возвращаться, как Улисс,

в прекрасный мир родных озёр
всем горестям наперерез...
Я буду жив лекарством зорь,
бальзамом творческих небес! 

* * *
Что творится со мною? – и сам не пойму.
Я порой удивляюсь себе самому...
Сердце, словно кобыз, отзывается вдруг
и слова повторяют нечаянный звук...

Что творится тогда с удивлённым лицом,
сердце тянется к звуку весенним листом...
Это сила земли наполняет меня –
и в душе моей буря страстей и огня!

Вот в душе моей веет ночной листопад,
и метели несутся на крыльях косых,

а из космоса предки бессмертно глядят
на печальные будни потомков своих...

Лето зеленью дышит, а осень – дождём,
так эпохи проходят, взирая со звёзд,
и всё больше печалями полнится дом,
и на крыльях моих оплавляется воск.

Ох, кручина-печаль, под покровом ночей
это предки мои с нас не сводят очей,
посылают мне знаки с далёких небес,
прозу жизни пытаясь измерить на вес.
                           Перевёл Сергей Мнацаканян

* * *
Храни меня, Создатель,
От зависти и порчи,
Капризов и апатий
И от пороков прочих,
Слепой, ничтожной мести,
Обманов и соблазнов,
Ползучей липкой лести,
И от речей заглазных,
Гордыни непомерной,
Слепой бездумной страсти,
От гневных слов и скверных,
И от лихой напасти.
Не дай в тоске оглохнуть
От горестных страданий.
Не дай душе иссохнуть
В бесплодных ожиданьях.
Храни меня, о Боже...
Мне никуда не деться!
И мой удел, похоже, –
Жить на разрыве сердца!
                    Перевёл Кайрат Бакбергенов