Amicus curiae, или «друг суда», – термин, который используют в юридической практике многие страны, – берёт начало в римском праве. Именно в Древнем Риме судьи опирались при вынесении решений на мнения знатоков-правоведов, поскольку сами подчас не были высокограмотными юристами.
С течением времени из римского права институт Amicus curiae перекочевал в английское право, где твёрдо прижился и успешно применяется поныне. Разумеется, сегодня судьи, в отличие от древнеримских, хорошо знают право и в помощи «старших коллег» в вопросах юридических тонкостей обычно не нуждаются. Но знать всё на свете невозможно. Всегда в понимании какого-то узкого вопроса (а на решение суда может повлиять даже мелочь) имеются объективно лучше подготовленные специалисты-правоведы. Английский опыт показывает: судьи нередко и с удовольствием прислушиваются к советам таких профи. Судьи понимают: их судейское мнение (которое почти закон) не должно сильно отличаться от позиции, а также оценок, которые годами нарабатывали профессионалы по тому или иному вопросу. Совместно легче достигать правовой определённости.
А принцип обоснованной, неоспоримой определённости крайне важен для нормального функционирования права, вынесения справедливых решений. Надо иметь в виду, что среди разнообразных судебных экспертиз, которые по необходимости использует судья, нет (не удивительно ли?) правовой экспертизы. Её и заменяли собой (как мы выяснили – с давних пор) заключения в форме Amicus curiae. Термин, уточню для читателей, обозначает лицо, которое, не будучи стороной в деле и не привлекаясь к участию в нём, оказывает содействие суду, предлагая его вниманию полезную и компетентную информацию по делу.
В РФ этот правовой институт появился сначала как бы нелегально, но в 2017 году Конституционный суд закрепил в своём регламенте понятие «друзья суда». В регламент внесли изменения, которые закрепляли возможность привлечения представителей юридической научной общественности (тех самых профи) к процессу конституционного судопроизводства, а проще говоря, к экспертному участию в судебных процессах. Как говорилось в регламенте, такой профи-друг вправе высказать суду собственное мнение, в данном случае – «инициативное научное заключение по делу, рассматриваемому Конституционным судом». Также уточнялось, что научные организации или граждане, которые работают в сфере права и хотели бы выступить в качестве «друга суда», могут опираться только на собственные данные и «не могут требовать предоставления Конституционным судом материалов дела для подготовки ими инициативного научного заключения». В этом и состояло их, Amicus curiae, основное отличие от привлечённых консультантов, которые работали с документами по запросу КС или выполняли задание, сформулированное судьёй – докладчиком КС.
Иными словами, «друг суда» высказывался по личной инициативе, а уж судьбу его научного заключения (оно должно «отвечать требованиям объективности и содержать правовую позицию, свободную от политических пристрастий») определял суд. Подчеркну: заключения профи не являлись обязательными в правовом смысле. Если какое-то из них было неубедительно и не имело аналитической ценности, его могли запросто отправить в корзину. Закрепление в регламенте понятия «друг суда» подтверждало: заключения привлечённых профи оцениваются положительно как имеющие важное значение в профессиональном плане для формирования правовых позиций КС РФ и как вспомогательный элемент конституционного правосудия. Предполагалось, что произойдёт расширение взаимодействия судов с научно-экспертными институтами, в целом окрепнут демократические начала правосудия. Параллельно с Конституционным судом практику Amicus curiae стали вводить в Высшем Арбитражном суде РФ, но он был вскоре упразднён. Принявший его дела Верховный суд рассматривать меморандумы «друзей суда» перестал. А вот Конституционный суд некоторое время оставался к Amicus curiae благосклонным. В том же 2017 году в его регламенте даже появился § 34.1, где прямо предусматривалась возможность применения «инициативных научных заключений». Суду не вменялась обязанность принимать заключения или публиковать их, но он мог это сделать по своему усмотрению.
На мой взгляд, вызывает сожаление, что институт Amicus curiae изначально без позитива восприняли суды общей юрисдикции, хотя заключения, подготовленные, например, в нашем Совете по правам человека при Президенте РФ, носили именно характер «писем друга суда», а не беспрекословных ценных указаний. Мы оценивали конкретные уголовные дела с целью помочь суду лучше разобраться и принять обоснованное решение. Более того, даже с учётом, что «инициативные научные заключения» не имели юридической силы, их почему-то явно побаивались, особенно на верхних этажах судебно-правовой системы. И вот 7 февраля 2021 года из регламента Конституционного суда РФ исключили возможность рассмотрения судом «инициативных научных заключений». Понятно, КС не входит в разряд судов общей юрисдикции, но он, что называется, «диктует моду». И, конечно, полная отставка в КС самого института Amicus curiae была замечена во всей судебной системе. У юристов сложилось впечатление, что, запретив представителям юридической науки высказывать мнение в высшем суде, его руководство было движимо некими политическими мотивами, ведь таким образом перечёркивались шансы проявления правового, если так можно сказать, вольнодумства (если таковым можно считать оценки признанных профи).
Немалое число коллег задаются вопросом: почему высшая судебная власть, видимо, идя на поводу у исполнительной власти, стала вдруг опасаться публичного оглашения исходящего снизу профессионального «мнения, отклоняющегося от главной линии»? И почему пытается обосновать это желанием не допускать подрыва «стабильности судебных решений»?
Какой тут подрыв? Если суду предоставляют для осмысления авторитетное мнение профи, он, скорее всего, не сможет его не учесть, а это значит, что осложнится протаскивание через суд абсурдных и необоснованных приговоров. Разве плохо? Решили иначе. Теперь в судебной системе фактически закрыты как внутренние, так и внешние дорожки, по которым хотя бы теоретически могло просачиваться правовое «инакомыслие». Не говорит ли это о полной и безоговорочной капитуляции судебной власти перед здравомыслием? Можно вспомнить слова Владимира Маяковского из стихотворения «Столп»:
Критика
снизу –
это яд.
Сверху –
вот это лекарство!
Поэтому, наверное, и штампуются ради «стабильности» судебной практики такие неправомочные и несправедливые приговоры, как по делу Сидорова, о котором я писал ранее? Может быть, новый председатель Верховного суда РФ Ирина Леонидовна Подносова, осмотревшись в этой должности, придёт к выводу, что жить ей и действовать без настоящих друзей, без Amicus curiae, не стоит. В свою очередь, опытные правоведы и юристы, среди которых и я, готовы помогать совершенствованию судебно-правовой системы страны, в том числе и этого института.
Вся история юриспруденции показывает: в полной мере избежать судебных ошибок нельзя, но о качестве правосудия, его неподкупности и справедливости народ судит не по числу ошибок, а по умению эффективно и быстро их исправлять.
Если хотите обратиться к Евгению Николаевичу Мысловскому с вопросом, пожеланием или предложением, направляйте их на почту litgazeta@lgz.ru с пометкой «Для Е.Н. Мысловского».
В ТЕМУ
Действия судов и прокуроров США сейчас на виду, нередко критикуются. Несмотря на это, в работе системы немало полезного. Например, Верховный суд США поступающие от «друзей суда» меморандумы изучает и ссылается на них в большинстве своих решений. Известно, что ВС США цитирует меморандумы «друзей суда» примерно в половине рассматриваемых дел. Как правило, Верховный суд берёт из заключений Amicus curiae правовые аргументы. Научные доводы (например, медицинские) заимствуются из заключений Amicus curiae реже. Из 606 ссылок на меморандумы «друзей суда», содержащихся в решениях ВС США, вынесенных с 2008 по 2013 год, только 124 ссылки (20% ссылок) относились к неюридическим аргументам.