События вокруг Музея Константина Васильева как диагноз
На самом выходе из нашего детства в школу, освещённую закатными лучами уходящей эпохи, один мальчишка принёс набор открыток. Это были репродукции картин Константина Васильева. Сказать, что именно это, а не начавшаяся какое-то время спустя перестройка разделило нашу жизнь на «до» и «после», – значит ничего не сказать. Многих уже и не переспросишь: кто-то погиб в Чечне, кто-то, хотя и вернулся живым, спился и повесился дома, кто-то эмигрировал, кого-то застрелили на бандитской стрелке…
Многолюдные школьные классы конца Советского Союза опустели наполовину, если не больше. Это плата, которую мы заплатили, чтобы пронести Россию сквозь огонь и смрад очередной революции. Плата, видимо, ещё не окончательная. У оставшихся – дети, семьи или что-то вроде этого, мы работаем в банках и на госслужбе, берём взятки и торгуем на рынках, служим в церкви и всё ещё воюем (уже по контракту), живём. Что же нас объединяет? Память о красных пионерских галстуках, очередная редакция гимна, пиво «Клинское» и Гус Хиддинк? Вряд ли. Даже не воскресная литургия. Объединяет то обжигающее чувство, что мы когда-то испытали, вглядываясь в репродукции Константина Васильева.
Мы были, по сути, первым действительно советским поколением. Первым и последним. Родившимся не под образами в деревенской избе, а на асфальте разросшихся и вновь отстроенных городов с работающими домами пионеров, дымными заводами и фабриками. И о том, что мы русские, узнали не с парным молоком после вечерней дойки, не из материнских песен и сказок и не из самиздатовских перепечаток Ильина. Русь, древняя и чистая, взглянула на нас впервые огромными глазами васильевских витязей и жниц, воинов севера и валькирий. Уже много позже, листая в Музее Васильева книгу отзывов, я понял, что такое самоузнавание происходило и происходит не только с нами. Его картины – как блоковское зеркало, в котором «стираются случайные черты», и мы видим себя, не обезображенных современностью и своей жизнью. «Красота не у всех одинакова, одинакова юность у всех», – скажет Рубцов. В юности все были прекрасны: и тот, кто лежит сегодня под забором, и тот, кто, презирая лежащего, обрюзг от воровства и потребительства. Васильев – это юность русского мира. И для понимания России он значит не меньше, чем «Троица» Рублёва или цветная геометрия Малевича. Но в Третьяковке ему почему-то места не находится – в отличие от писающих милиционеров и целующихся медведей (или наоборот) с «синими носами».
Нашлось место художнику в Лианозове. Благодаря основателю Музея Константина Васильева Анатолию Доронину, человеку, посвятившему бóльшую часть своей жизни популяризации его творчества и собиранию полотен мастера. И хотя вдали от центра и туристических маршрутов, но вот уже пятнадцать лет как существует музей. Вернее, существовал… Последние несколько месяцев в прессе и в Интернете появляется тревожная информация о закрытии музея, об исчезновении картин, о попытке рейдерского захвата зданий и территории музея… Спор собственников, решения суда… возможность распродажи работ по частным коллекциям или за границу… Какой-то бесконечный тягучий бред, за которым так и маячат примелькавшиеся уже свиные рыла из околокультурного кордебалета 90-х: казнокрады, политические реститутки и шоумены, фурами вывозившие на Запад архивы, картины, иконы… Плюс реалии нового времени: какие-то ЧОПнутые рейдеры в масках как наглядное подтверждение теории Бахтина о карнавале в искусстве.
На фоне всего этого президент РФ, выступая в Великом Новгороде, говорит о тысяче разрушенных памятников культуры и архитектуры, о чудовищных потерях именно за последние десятилетия. Доводит до сведения, ставит на вид, берёт под контроль…
Неужели Музей Васильева станет ещё одним, очередным «утраченным памятником», а его картины пополнят список «чудовищных потерь»? В конце концов, ведь речь идёт не об одном из ранних этюдов Айвазовского. Именно полотна Константина Васильева стали символом национального самосознания русского народа в конце ХХ века, как и поэзия Рубцова, как и восстановление храма Христа Спасителя.
В понимании этого едины и художник И. Глазунов, и лётчик-космонавт А. Леонов, и писатель-сатирик М. Задорнов, и писатель С. Алексеев. Последние, кстати, вошли в недавно созданный Оргкомитет по защите наследия художника. Количество других возможных подписей «в защиту Васильева» представить нетрудно. Труднее представить скорое вмешательство государства в сложившуюся ситуацию, во всяком случае – федерального Центра. А оно теперь крайне необходимо. И юридический прецедент уже есть: ряд СМИ недавно сообщили, что председатель Комитета по культурному наследию города Москвы Валерий Шевчук поведал, как в своё время по обращению Клуба любителей живописи Константина Васильева уже были приняты своевременные меры по выведению автостоянки с территории Лианозовского парка на Череповецкой улице, владение 13. Стало быть, Москомнаследие признало музей художника культурным достоянием столицы. Дело теперь за Министерством культуры РФ и за признанием уже самих картин Васильева национальным достоянием России, не подлежащим вывозу и распродаже. Не могут же и дальше так чудовищно расходиться слова и дела верховной власти. Когда-нибудь ведь должна закончиться эта уже опыстылевшая всем «жизнь по лжи».
P.S. Когда эта статья была уже подготовлена к публикации, дело «вокруг Музея Константина Васильева» получило новый поворот: в ночь на 22 сентября здание музея вспыхнуло, загоревшись сразу в нескольких местах. К счастью, картин художника в данный момент в помещении не было. И пожарные, и руководство музея сходятся в том, что это был, скорее всего, поджог. Пожар потушили, но неужели даже пылающее здание музея не смогло привлечь внимания государственной власти?
Код для вставки в блог или livejournal.com:
Сумерки Валькирий
На самом выходе из нашего детства в школу, освещённую закатными лучами уходящей эпохи, один мальчишка принёс набор открыток.
КОД ССЫЛКИ: