Меня предупреждали, что директор музея-усадьбы «Останкино» Геннадий ВДОВИН – натура неординарная и неукротимая, так что классического «датского» интервью по поводу Дня работника культуры у меня с ним не получится. Ни в мажоре, ни в миноре. Так оно и вышло.
– С наступающим вас, Геннадий Викторович, с Днём работника культуры!
– А кто это? Я таких не знаю. Знаю музейщиков, библиотекарей, архивистов, актёров, режиссёров. А работников культуры я не знаю. Культура – это всё, что можно помыслить. Следовательно, каждый живущий – работник культуры. И тогда это праздник всех. И значит, надо, если уж вам так хочется, праздновать День культуры, а не день её работника.
– Ну что ж вы так?! Их, в смысле вас, на Руси чуть не подвижниками считают!
– Есть такой образ, мы его сами создали. Но ни во Франции, ни в Южной Африке нашим коллегам тоже миллионов не платят. Так что когда молодой специалист приходит увольняться по причине малости зарплаты, я его спрашиваю: ты знал, какую профессию выбирал и как она оплачивается? Тебе платят столько, сколько платят, и больше – не могут. Так с какой стати ты пришёл меня шантажировать? Не нравится – меняй профессию. Впрочем, то приниженное состояние, в котором сейчас работник культуры изволит находиться, во многом его собственная вина.
– Почему?
– Потому! Если к тебе не идёт публика, виноват ты, чтоб ты ни говорил о том, какая она дура. Если власть к тебе не поворачивается лицом, тоже виноват ты: ты не нашёл способа обратить на себя её внимание. Если брать наш цех, то Фёдор Дмитриевич Поленов был первым и последним музейщиком в Госдуме, который защищал интересы цеха. Почему наша замечательная корпорация не формулирует свои цели и задачи? Или предъявляет их в стилистике «вместе с тем, однако нельзя не заметить, что нельзя не учесть с другой стороны». Всякий директор музея может вдохновенно в нужное время и в нужном месте – я тоже могу замечательно это делать – исполнить народный плач на тему «власть – дура, публика – неблагодарна, денег нет». Но всякий раз хочется себе и своим коллегам задать вопрос: если мы живём в республике, то почему власть – дура? И второй вопрос: на что именно не хватает денег?
– Принято считать, что на всё…
– Так «на всё» их никогда не будет. Вариантов два: рыдать, посыпая голову пеплом, или по копеечке изыскивать необходимые средства и потихонечку приводить в порядок то, что нужно привести. На три копейки отремонтировали метр крыши, на копейку посадили в парке ещё одну липу. А вы бы об этом написали. Но информация в СМИ бывает только двух жанров: либо здравица в духе «в музее города Затрапезнинска благодаря мэру Пупкину открыта выставка художника Тютькина, и это событие всколыхнуло всю мировую общественность», либо стоналка «в музее города Затрапезнинска течёт крыша, рушатся стены и шедевры художника Тютькина навсегда будут утрачены для человечества, а мэр Пупкин и ухом не ведёт». Почему вы приходите либо по «датскому» поводу, либо по поводу катастрофы?
– А как нужно?
– Регулярно, раз в два-три месяца. Ладно, хотя бы раз в полгода! И спрашивать у директора, что он за это время сделал, на что и куда потратил деньги, какую выставку намерен сделать и чем ему помочь. Но вы нелюбопытны, и это нелюбопытие даёт корпорации «право» делать из себя авгуров, хранителей последних истин и настоящих ценностей, забывая, что хранит она не своё и даже не государственное, а народное. А народ, гражданское сообщество, почему-то легко с этим согласился. Это – преступный сговор. И вы, журналисты, ему потакаете. В итоге мы имеем такой квадрат безответственности: народ безмолвствует, музейщики надувают щёки от отчаяния и по привычке, журналисты ловят сенсации, а власти всё по барабану. Давайте поменяем эту диспозицию. Я предлагаю из этого квадрата сделать хороший треугольник: общество – мастера культуры – журналисты, тогда мы сможем протаранить власть. Иначе все эти «умные» разговоры останутся всего лишь сотрясением воздуха.
– Вы действительно считаете, что журналист может сдвинуть что-то с места?
– Знаете, это как в старом анекдоте – ты сначала билет лотерейный купи, а уж потом выясняй, что он выиграл. Давайте хотя бы попробуем. Пусть «ЛГ» раз в три месяца приходит к нам в музей. Мы готовы рассказать, что и как мы делаем, готовы спросить у вас совета. У нас же взгляд замылен. Я 25 лет работаю в этом музее, из них 15 – директором, но будь я даже семи пядей во лбу, я всё равно многого не вижу, как и мои коллеги.
– Что ж, ждите в гости. Но вы меня озадачили…
– Чего тут озадачивать? Всё лежит на поверхности.
– Ну вот оно лежит, а все проходят мимо. Почему?
– Потому что всякое разумное деяние требует настойчивости, постепенности, нежности и долгого дыхания. Это не разовое интервью. А ваш брат на нежности не силён, и долгого дыхания ему явно не хватает.
– Согласна, но ведь не одни только журналисты «заряжены» на быстрый результат!
– Да все мы такие. Потому что живём в культуре репродукции. Человеку проще купить диск, чем пойти на концерт в Останкино и послушать подлинную музыку XVIII века в аутентичном исполнении и в подлинных интерьерах. Легче купить дорогущий альбом с репродукциями, чем пойти и взглянуть на подлинники. А для чего созданы музеи, архивы, библиотеки?
– Как для чего – для хранения наследия!
– То есть подлинников. А музею, чтобы выжить, надо себя рекламировать с помощью репродукции. И девять из десяти этой репродукцией удовлетворятся. Потому что я, музейщик, равно как и мои коллеги по корпорации – библиотекари, архивисты, руководители всяческих клубов, – не воспитал в них вкуса к подлинному. Вкус этот отбили задолго до нас, но мы мало что делаем для того, чтобы его как-то восстанавливать. Это наш коллективный грех. Но если болезнь запущена, это вина не только врача, но и пациента. Те, у кого есть музейный позыв, что делают в первую очередь? Бегут в музей-монополист – в Эрмитаж, Лувр и т.д. Вы можете в один присест одолеть такое количество шедевров?
– Нет… Туда надо ходить год, два, три, а может, и всю жизнь.
– Предпочтительно последнее! Идите сегодня в Эрмитаж на Гогена или в Третьяковку на Поленова. Смакуйте то, что подлинно, – долго, вдумчиво, нежно и размеренно.
– Живущие в Питере могут всю жизнь ходить в Эрмитаж, а остальным что делать?
– Выбрать то, что милее всего, и посмотреть только это. Пусть это будет два, три зала.
– И всё?!
– И всё! Ну не успеете вы пробежать весь Эрмитаж. И что? Мир рухнет?
– Не рухнет…
– Ну не увидите вы Лувра вообще, предположим. А вы что, всё в своей стране уже перевидали и все красоты прочувствовали? Я не призываю отменить музеи-монополисты. Но есть же и иные. Ну приезжайте вы в Поленово, Останкино, Ораниенбаум и умрите от подлинности! Давайте научимся не глядеть, а смотреть, то есть видеть и чувствовать.
Беседу вела