* * *
Галине Гагариной
Что такое любовь через тысячу лет?!
Я отвечу тебе, – это я…
Пусть стекает слеза на холодный паркет
и в ответ шелестят тополя.
Пусть столетья, как пули, влетают в мой кров.
Ты сильнее, ты чище меня.
Даже пусть ты уйдёшь от меня, но любовь –
это я,
всё равно это я.
Твой силуэт
Твой силуэт в дверном проёме
и солнце, бьющее в глаза мне, –
последнее, что память помнит,
опомнившись в мешке из камня…
Он отпечатался – как чудо,
как на простой доске – апостол,
как свет, явившийся «оттуда»,
жизнь разделив на «до» и «после».
Я шёл к тебе сквозь все запреты –
на голос за стальною клеткой,
навстречу явленному свету,
но видел только силуэт твой.
Ты, уводя меня от края,
во тьме промозглой полыхала.
Влюблялся каждый день в тебя я,
горела ты, но не сгорала…
Пятнадцать лет прошло бесследно,
грусть подступившая понятна…
Смотреть на солнце долго – вредно…
Ослепнешь.
Хоть и там есть пятна.
* * *
На губах, овдовев, отцвели поцелуи,
как застывшие бабочки, канули в прах.
И святится в слезе,
на ресницах танцуя,
твоё долгое имя на звонких ногах.
Остальное лишь тлеет и в памяти тонет.
И глаза наливаются небом седым.
Лишь, за воздух хватаясь,
упрямо ладони
вспоминают родное и близкое им.
И я слышу твой голос в тюремном оконце,
сбережённый, как ржавого хлеба ломоть.
И сквозь щели в душе незнакомое солнце
наполняет печалью притихшую плоть.
И становится странно легко,
и немая
песнь о волюшке с губ отлетает, как дым.
И друг к другу мы рвёмся,
судьбу принимая,
всё как есть понимаем
и в стену глядим.
«Русский Икар» И.С. Глазунова
Не бывает тягостней минуты…
Падая в глухую высоту,
полный восхищения и смуты,
прикасаюсь к тёплому холсту,
где художник кистию упорной,
в сотый раз познав величья миг,
затирает в небе рукотворном
проступивший выщербленный лик.
И ложатся краски оголтело.
И над миром горбится гроза.
И встают
живущие вне тела
очень самостийные глаза.
И тебя находят среди многих,
сея в душу первобытный страх.
Так, старея,
умирают боги,
воскресая в русских мужиках.
* * *
Грустью я обижен и растрачен –
на тебя,
на жизнь,
на белый свет.
Я растрачен и переиначен,
бьёт в глаза холодный белый свет.
Это там,
где небо было вольно
под крестом могучего орла,
там, где песня-сказка, вспыхнув болью,
по оврагам-кочкам понесла.
Там, где был я верен и уверен
в крепости заветного кольца.
Сердца жар был волчьей страстью мерян
в злых зрачках любимого лица.
И теперь под волчий вой, играя,
как река, – в предчувствии беды –
кровь моя бурлящая дурная
сносит этой крепости следы.
Размыкая ветреные руки
безучастной спутницы – судьбы,
жаркого дыхания разлуки
на твоих губах растут клубы.
Словно с ветки лист – в страну иную –
с губ слетает поцелуя след.
Словно песню спев свою земную –
в небо вышел неземной поэт…
* * *
Ты ушла от меня, словно боль и усталость,
и ни Богу, ни чёрту пока не досталась.
Я горю на ветру,
но горю, не сгорая.
В каждой вижу тебя,
взглядом дверь открывая…
А глаза у тебя стали странного цвета…
Да и я в них – не я…
Ох, плохая примета…
Мы на счастье с тобой перебили посуду.
Но в разбитый стакан наливать я не буду –
ни полночной слезы,
что в туман превратилась,
ни великой любви,
что кукушке приснилась.
Ты ушла от меня, словно боль и усталость.
Но в разбитом стакане
водка не расплескалась…
* * *
Я без тебя не пропадаю
и о разрыве не жалею,
и из окна не вылетаю,
как птица, крыльями не вею.
Я не болею, не бледнею,
не загниваю и не таю,
я даже, в общем, не старею…
Лишь вдруг,
как мамонт, вымираю.
* * *
Сказал в запале – резанно и круто.
Обидел, аж волной пошли круги…
Метнула взгляд пронзительный, –
как будто
сорвался сокол
с вскинутой руки.
Захохотала жутко и нелепо,
в зрачках сверкнули рысьи огоньки.
И треснул мир, как дом, –
как будто не был…
И рухнул в бездну горя и тоски.
Жизнь кончилась. Глухи слова отныне.
Кричит обида-дева даже днём.
Любовь забилась в щель.
Одна гордыня
сжигает души адовым огнём.
И каждый прав – на том и этом свете,
готов ввязаться в настоящий бой…
Родная, спи, родная, спи, –
ведь это
всё не про нас, всё не про нас с тобой…
* * *
жене
Твои губы во тьме различаю…
Но во мраке венчальной свечи –
на земле не тебя я встречаю,
а твоё отраженье в ночи.
Поразбросаны лучшие годы
сзади, сбоку, – и нет им числа…
Что тебе, неземная, угодно,
чтоб – не только во сне – ты была?
Приходи, – белый волос по ветру,
так похожа лицом на жену…
Разнесём весть по белому свету,
а о чём, – сам пока не пойму…
Будем жить мы с тобой в рукавице,
в той, что в сказке лежала века.
Одинок я,
как пение птицы,
и свободен, как мысль дурака…