Юрий Коваленко, собкор «ЛГ», Париж
«С самого раннего детства, примерно лет с шести, я знал, что должен стать художником, начал свой путь и сохранил верность призванию на всю жизнь. Я жил искусством, страдал, мучился. Не всегда получалось то, что я хотел выразить, когда рисовал. Я ошибался и падал, сбивался с пути, но упрямо выбирался на свою дорогу и прошёл её до конца, насколько мог, насколько хватило внутренних возможностей, способностей и сил».
Этими словами знаменитый русский художник подвёл итоги своей творческой жизни в мемуарах «Эрик Булатов рассказывает», которые только что вышли в издательстве «Бомбора».
С присущей ему искренностью и честностью автор повествует о годах войны, гибели на фронте его отца, который ушёл воевать добровольцем, об эвакуации, о возвращении в Москву, своих жизненных и художественных университетах, творческих перепутьях, первых работах и выставках, учителях и соратниках, своём любимом городе Москве.
Книгу он посвятил Наташе, которая стала третьей его женой, – с бесконечной любовью и признательностью. Его первые два брака оказались неудачными. Но встреча с Наташей, по его словам, «совсем иная история». На протяжении нескольких десятилетий Наташа «играет в моей жизни исключительную роль». «Самое главное для меня то, что я женился на Наташе, она моё счастье, моя счастливая судьба и звезда», – говорил Булатов «ЛГ» в интервью, посвящённом его 90 летию. Эрик после долгой совместной жизни сегодня по-прежнему влюблён в свою спутницу и музу.
Самой первой выставке Эрика Владимировича в начале 70 х годов в легендарном Курчатовском институте было суждено сразу войти в историю. По воле властей продолжалась она всего три четверти часа и установила, полагает Булатов, по продолжительности мировой рекорд, который, видимо, едва ли удастся побить и в обозримом будущем.
В дальнейшем художник никогда не участвовал ни в одной неофициальной – в том числе и нашумевшей Бульдозерной – выставке и посему заслужил гневные упреки своих близких знакомых из числа «крайне передовых левых», обвинивших его в трусости. «Почему не участвовал? – задавался вопросом Булатов. – Потому что я художник, а не политический деятель. Не могу соединить и то и другое… Потому что для меня выставка была необходима как возможность показать свою живопись, а не выразить свою гражданскую позицию».
В своё время по Москве ходил анекдот, вспоминает Булатов. «Кто такие формалисты?» – «А это у кого фамилии на букву «ф» – Фальк, Фаворский и Фонвизин». Именно они повлияли в первую очередь на становление молодого Булатова-художника, стали его учителями. Для Эрика Фальк был живописной культурой. Фаворский – мудростью искусства, его совестью. Фонвизин воплощал артистизм, его великую свободу.
В 1988 году Эрик с Наташей отправились на его первую выставку в Европу – в Цюрих. Затем последовала череда экспозиций в Германии, Голландии, Англии, Соединённых Штатах и, наконец, в одном из главных музеев современного искусства – Центре Помпиду в Париже, где к тому времени обосновалась целая колония русских художников, покинувших Советский Союз. Издававшаяся на берегах Сены «Русская мысль», которая считалась органом русской диаспоры, откликнулась на событие убийственной заметкой в несколько строк: «Если по первым работам Булатова ещё можно предположить, что из него что-то получится, то по последним видно, что никогда ничего хорошего из него не выйдет». Булатов был ошарашен: «Ясно, что это не рецензия, а желание меня оскорбить. Поставить на место, потому что я забрался на такую высоту. Все лучшие художники и так во Франции. Но они здесь не пользуются успехом… Так надолго завершились мои отношения с русской эмиграцией».
Две ретроспективы Булатова в Москве прошли в 2006 и 2014 годах – в Третьяковке и Манеже. Обе собрали великое множество народу. Причём в Манеж пришла одна молодёжь: «Казалось, это другая эпоха и другое время, – пишет мэтр, – другое поколение, а именно эти молодые, новые люди интересуются тем, что я делаю сейчас, и воспринимают новое, живое, а не устаревшее, принадлежавшее музейной эпохе. Это было для меня самое радостное».
Из всех творческих задач, которые решает Булатов, в последние годы самой важной становится проблема не только пространства, но и света. Что в основе всего – темнота или свет? Он всё яснее убеждается, что это свет, который художник называет своей верой, своим Богом. И вообще свет и есть суть всего мироздания.
В живописи для Булатова-классика самое важное – противостояние чёрного с белым. И одна из его последних картин, «Белая точка», – это как бы вызов Малевичу и его апокалиптическому «Чёрному квадрату». Она глубже чёрного, она сильнее его, светится сквозь его толщу, даёт нам надежду.