Когда из Советского Союза стали делать огородное пугало, работа эта шла вполне себе гладко. Ободрали липку, связали накрест дрын покороче с дрыном подлиннее, врыли в суглинок, надели выцветшую форму вертухая, и всё, – можно вроде бы звать народ, чтоб потешался и каялся.
Однако окончательно вписаться в ландшафт этому чучелу что-то мешало. Вроде и дедушки с бабушками наши по большей части стукачи, и родители какие-то недалёкие нелюди, и мы сами, чего греха таить, те ещё уроды, но слышите, звучит, нарастая, щемящая музыка – эстрадный оркестр под управлением В. Терлецкого исполняет мелодию из кинофильма «Три тополя на Плющихе»? Слышите? Так может и не такие мы ужасные?
Пахмутову, конечно, следовало запретить. Пресс-секретарь Костиков обязан был от имени президента объяснить смысл очередной загогулины, а министр Козырев сослаться на опыт Израиля в отношении Вагнера. Однако не запретили и даже показывали иногда «Три тополя», «Семнадцать мгновений»… Непуганые демократы, что с них взять, таким органичнее шмальнуть из танка по Белому дому, чем возиться с перекодировкой народного сознания.
И музыка Александры Николаевны продолжала делать своё дело, в частности, навевать воспоминания. Вот и автор этой заметки вспомнил, как в пионерском лагере ходил на завтрак под ежедневно звучащие в динамике слова: «Видишь, товарищ, заря поднимается... / Вновь за работу народ принимается...» И за целую смену песня не надоела, и даже, скорее, с каждым днём нравилась всё больше. А в школьном хоре долго репетировали: «Неба утреннего стяг / В жизни важен первый шаг / Слышишь, реют над страною / Вихри яростных атак…» Готовили к конкурсу вещь, от которой действительно мурашки по коже (сейчас эстрадные звёзды очень любят по телевизору рассказывать про мурашки, но, похоже, не понимают природы этого явления)…
Так вот, именно благодаря творчеству Александры Пахмутовой (это можно утверждать с абсолютной уверенностью) не удалось окончательно уничтожить память о нашей Родине. Конечно, существует множество великих советских композиторов, но у Александры Николаевны есть по сравнению с ними серьёзное преимущество. Она совершенно искренна в своём творчестве, казалось бы, часто пропитанном идеологией. Другие могли, так сказать в порядке компромисса, через силу продемонстрировать виртуозность и гордо удалиться в Ялту пропивать гонорар. Про Пахмутову и, конечно, про Николая Добронравова такого не скажешь. У них всё по-честному – и пионерские костры, и комсомольские стройки, и космические подвиги.
Дополнительный эффект связан с визуальным рядом. Многие песни Пахмутовой неотделимы от кинохроники советских времён. Хочешь не хочешь, а приходится вкупе с песней демонстрировать поражающие воображение масштабные советские стройки, космические старты, а главное – лица нормальных, красивых, улыбающихся людей. Ясно, конечно, что их для пропагандистской съёмки специально чекисты обрабатывали, брали даже в заложники детей, чтоб заставить беззаботно улыбаться… Но теперешних-то россиян и под такой угрозой не заставишь изобразить восторг от модернизации…
Показанный глубокой ночью документальный фильм об Александре Пахмутовой заставил вспомнить и ещё кое-что важное – эпический монолог Лилианы Лунгиной. Героиня культового фильма, вошедшая в нашу жизнь как автор перевода «Малыша и Карлсона», предлагает свою печальную картину советского мира. Так вот, этим 15 сериям «Подстрочника», по двадцать минут каждая, недостаточно противопоставить две сорокаминутные серии, озаглавленные «Отвечу за каждую ноту». Для чистоты эксперимента стоит уравнять хронометраж свидетельств. Чтобы будущие поколения могли судить о советской эпохе с иной степенью объективности. Александра Пахмутова – прекрасный рассказчик, остроумный, тонкий. Сколько в её воспоминаниях самоиронии, как интересно и заинтересованно она говорит о своих современниках! Почему бы не снять ещё хотя бы пять серий?