«Я не любитель святочных рассказов и обращаюсь к негативу не из желания посмаковать и позлорадствовать, а от горечи и боли сердечной», – признаётся Игорь Гриньков.
– Игорь Николаевич, по специальности вы судебный медик. Уже сложилась своего рода традиция в русской литературе – писателей-врачей. В чём особенности такой прозы? И насколько сильное влияние, на ваш взгляд, оказывает профессия на творчество?
– Да, у всех на слуху фамилии писателей-врачей: Викентия Вересаева, Антона Чехова, Михаила Булгакова, Василия Аксёнова, Григория Горина. У любимого мною Чехова много вещей на медицинские темы, Аксёнов вообще начал с «Коллег». Но думаю, что и без медицинского образования эти люди стали бы писателями в силу своего природного дарования. Мнение о том, что врачи лучше других знают натуру человека, для кого-то веский аргумент, но не основополагающий. Как же тогда быть с Николаем Гоголем, Фёдором Достоевским и другими знатоками человеческих душ?
Лично на моё творчество профессия оказала сильное влияние.
В этом году исполнилось восемнадцать лет, как я начал писать прозу (первая книга – «Очерки судебного медика (опыты эксгумаций)» – вышла в АПП «Джангар» в 2005 году. Это было документально-художественное произведение, в котором я рассказал о расследовании некоторых уголовных дел, где лично участвовал в качестве судебно-медицинского эксперта.
Казалось бы, поздновато – в 52 года. Некоторые начинают с молодых лет, так называемые пубертаты; одни быстро «перегорают», у других творческий процесс движется равномерно, словно каток, укладывающий асфальт. Литературное творчество – процесс сугубо индивидуальный.
Что подвигло меня на совершенно новое для меня дело, занятие писательским ремеслом? Считал и до сих пор считаю, что писать можно только в одном случае – когда тебе есть что сказать читателю и ему, читателю, это окажется интересным. Видимо, тогда настал момент, когда я почувствовал, что мне есть чем поделиться с читателем. И внутреннее побуждение писать должно присутствовать.
Начинать писать, рассчитывая на славу и признание, различные звания и лауреатства, считаю ложным, порочным посылом.
Над стилем изложения никогда особенно не задумывался. Я его не изобретал специально и не подражал кому-либо. Просто это присущий мне способ думать и излагать свои мысли. Всегда писал как пишется. Люблю в разумных пределах юмор и сарказм.
В 2006 году я выпустил вторую документально-художественную книгу – «Хроники судебного медика – 2» (сейчас такие книги модно называть «жанр нон-фикшен»), которая была написана в стиле предыдущей. Обе первые книги имели хороший резонанс в республике.
После первых двух книг я понял, что жанр документалистики меня уже не удовлетворяет, захотелось попробовать себя в художественной прозе. И в 2006 году в журнале «Теегин герл» началась публикация повести «Белый пиджак», которую в 2007 году я издал отдельной книгой. Повесть о российской «национальной болезни», алкоголизме, которым страдает главный лирический герой. Я считаю её лучшей из всего, что вышло из-под моего пера.
Было много публикаций о ней в местной прессе, в том числе и в литературном приложении к «Независимой газете» «НГ-exlibris». Состоялось несколько встреч с читателями. Её хорошо принял известный писатель Леонид Юзефович. Я стал членом Союза российских писателей.
И в дальнейшем в каждой своей книге и во многих рассказах медицинская тема проскальзывала так или иначе, даже в случаях, когда сюжет совершенно не касался её. Читатель обратил внимание на то, что я часто пишу не о самых светлых сторонах нашей жизни. Это и криминал, алкоголизм, и наркомания, проституция и проч. Но я не любитель святочных рассказов и обращаюсь к негативу не из желания посмаковать и позлорадствовать, а от горечи и боли сердечной.
Исключение составляет книга «Откровения судебного медика», изданная в 2014 году московским издательством «АСТ», составленная из первых моих двух документальных книг с небольшими дополнениями. На обложке имелось краткое предисловие Леонида Юзефовича: «Историк восстанавливает прошлое по развалинам замков и крепостей, судмедэксперт – по руинам человеческого тела. Если он одинаково хорошо владеет скальпелем и пером, как Игорь Гриньков из Элисты, следить за его невесёлой работой необычайно интересно и поучительно».
Писать мне по-прежнему интересно. А с определённого времени я стал испытывать нечто новое и диковинное: за письменным столом я начал чувствовать себя свободным человеком, совершенно свободным человеком! В одной из песен у Виктора Цоя есть строчка: «Нет тюрьмы страшнее, чем в голове!» Он погиб совсем молодым, а какие точные слова нашёл!
Но и умение писать, идея произведения, кропотливая, ежедневная работа, поиски слова и фразы – необходимы непременно.
Так вот, свобода! Это непередаваемое ощущение! Я бы назвал её эйфорией духа, хотя такое определение не передаёт во всей полноте и точности настоящее состояние. Но оно совсем не означает, что литератору дозволено абсолютно всё.
Прежде всего, он не имеет права лгать! А внутри должны быть определённые самоограничители, но их устанавливает сам писатель, а не чиновники из некоего цензурного центра, держащие нос по ветру и тонко чувствующие мозжечком особенности текущего политического момента.
Нельзя разжигать межнациональную рознь, превозносить превосходство одной нации над другой. Из этого не следует, что литератор не имеет права беспристрастно исследовать отношения между нациями и народами, но делать он это должен деликатно и максимально объективно.
Нельзя подстрекать к войне, воспевать, я особенно подчёркиваю, воспевать низменные стороны природы человека. Опять же, писатель может и должен касаться порочного в человеке по сути своего ремесла. Но не для восхваления, не из желания превратить грязные, обтруханные подштанники в чистое и благоуханное белье, не из побуждения постепенно трансформировать патологию в норму. Нельзя пропагандировать и смаковать извращения и порнографию.
Самой большой наградой считаю для себя читателей, которые при встречах на улице говорят: «У меня есть все ваши книги. Когда появится новенькое?»
И пока рука тянется к клавиатуре компьютера, новое обязательно должно появиться. Несмотря на то, что художественная литература переживает сейчас далеко не лучшие свои времена.
– Не могу не спросить вас как врача: что вы думаете о ситуации с коронавирусом? Какой сценарий развития вам видится в России? И главное – как вести себя в это тревожное время?
– Как бывший судебный медик, я приучен делать выводы на основании полной, объективной информации и наличия или отсутствия достоверных признаков патологии или травмы.
К сожалению, такой информацией о коронавирусе я не располагаю. Интернет переполнен противоречивыми статьями, откровенными фейками, конспирологическими, политизированными теориями и сообщениями дилетантов.
Но я солидаризуюсь с мнением Леонида Рошаля, который не драматизирует ситуацию с вирусом в нашей стране, но призывает выполнять все требования и ограничения, предложенные президентом и правительством. Введённые ограничения разумны и помогут приостановить неконтролируемую вспышку инфекции в России. Но и от населения очень много зависит – насколько чётко, ответственно, без паники люди будут выполнять установленные элементарные правила и нормы. Придётся потерпеть.
– Но вернёмся к литературе. Есть ли какие-то характерные черты и особенности литпроцесса в Калмыкии? Что больше пишут – стихи или прозу? Какие темы волнуют писателей? Как участвует в их жизни Союз писателей Калмыкии?
– Я бы сказал так: литература в Калмыкии существует, но литературного процесса в его традиционном понимании нет. Ниже объясню, почему я так считаю.
В Калмыкии литература, как и в большинстве национальных республик, двуязычна, часть писателей и поэтов пишут на калмыцком языке, часть (в том числе и некоторые калмыки) – на русском. Наиболее распространённые темы у прозаиков – участие калмыков в Великой Отечественной войне и других войнах в составе России; незаживающая рана – депортация калмыцкого народа в период 1943–1957 годов в Сибирь; этнографические и исторические экскурсы. У поэтов, само собой, преобладает лирика. Чего больше (поэзии или прозы), сказать затрудняюсь.
Нужен ли Союз писателей Калмыкии? Безусловно, нужен. Хотя бы для того, чтобы как-то отстаивать наши творческие интересы. Союз поддерживает писателей в проведении презентаций новых книг, оказывает посильную помощь ветеранам и молодым, состоящим в творческой организации.
Необходимо восстановить Калмыцкое книжное издательство как самостоятельную структуру, как это было прежде, восстановить упразднённую программу по национальному книгоизданию.
О каком возрождении родного языка может идти речь, когда писатели Калмыкии не получают никакой поддержки?
Необходима государственная помощь единственному в республике литературному журналу «Теегин герл» – «Свет в степи», тираж которого упал до критического уровня в 300 с лишним экземпляров при частоте выпуска 6 раз в год, а не 12, как раньше. Его смехотворный гонорарный фонд унижает уважающих себя литераторов.
Что-то надо решать с единственной полиграфической базой ЗАОР «НПП» Джангар», находящейся в стадии то ли банкротства, то ли финансового коллапса.
В Госдуме РФ уже два десятка лет лежит законопроект о творческих союзах, который чётко определил бы место писателя в нашем обществе. Мы нуждаемся в принятии этого закона для обозначения нашего вразумительного статуса. А сейчас кто МЫ? Продукт метаболизма в проруби?
Рынок оказался не слишком ласков к культуре, частью которой является литература. За крупные московские и петербургские издательства можно не беспокоиться, у них своя система работы с авторами. Но где напасёшься для российских регионов таких, как Иван Сытин, который был не только крупным книгоиздателем, но и просветителем?
Государство должно ясно заявить, с каким населением оно собирается совершать экономический прорыв. С грамотным, гармонично развитым (смешно звучит, не правда ли?) или с новым видом homo sapiens, работником-потребителем, интересы которого после обязательной отработки своих трудочасов заключаются в набивании утробы пластиковой едой, покупке ненужных, но «обязательных» вещей, просмотре мыльных опер и чтении бульварной литературы, которой напичкан интернет.
Но тогда мы со всеми этими навороченными телефонами, машинами, тряпьём окажемся в новом пещерном веке. Культурный код формируется в народе столетиями, а разрушить его можно за считаные 40–50 лет. Без культурного кода народ превращается в гомогенное безликое стадо.
– В последние несколько лет много говорят о сложной ситуации в переводческом деле. Как с этим обстоит дело в Калмыкии? Реализуются ли в республике какие-то проекты в этой области?
– Нет таких проектов. Я не могу утверждать точно, существовала ли программа по переводам в советские времена. Но, видимо, да, поскольку на русском языке издавались многие значимые авторы из союзных и автономных республик, а также зарубежные авторы.
Эту важнейшую область для сближения литератур народов многонациональной России государство тоже бросило на произвол судьбы.
– Каким образом сегодня выживать литераторам? Особенно в преддверии экономического кризиса, который многие прогнозируют?
– Пандемия здесь ни при чём. Кризис в литературе наступил гораздо раньше. Об этом я писал в полемических заметках «Уходящее слово, или Почему мы перестаём читать» (журнал «Теегин герл», №5, 2013 год).
Тогда все уповали на интернет, на возможность беспрепятственно создавать свои блоги и «Живые журналы» и печатать там всё, что в голову взбредёт. Талантливая молодёжь ринулась туда. Но отсутствие редактуры (не цензуры) привело к массовому появлению некомпетентных, порой безграмотных публикаций, не выдерживающих никакой критики. Я уже не говорю об откровенно антироссийской и русофобской стряпне. А моё твёрдое убеждение: без умного, толкового редактора писателю работать сложно, если не невозможно.
Существует, конечно, «элитный», очень тонкий слой писателей, которые могут позволить себе жить исключительно литературным трудом. Некоторые кормятся таким образом, комфортно проживая за границей, но публикуясь в России. Не подумайте, что я их осуждаю. Но, простите, Россия – это не только Москва и Петербург, в провинции живёт более 70% населения.
Пусть власть открыто скажет – в таком количестве вы нам не нужны, и мы перейдём в дворники и управдомы!
А если без шуток, то литераторы Калмыкии живут на скромные пенсии, а кому позволяет возраст, работают по специальности или где придётся.
Я, выйдя на пенсию в 65 лет, пока не истёк срок сертификата специалиста по судебной медицине, давал платные консультации (закон это позволяет) адвокатам, даже следователям, а также любому лицу, у кого возникала в этом нужда. Заверяю, что расценки были более чем скромные. Эпизодически капали «шикарные» гонорары из нашего литературного журнала.
Когда истёк срок сертификата специалиста, пришлось укладываться в бюджет пенсии.
– Остались ли в Калмыкии живые писатели-фронтовики, которых республика будет чествовать в День Победы?
– Я знаю только одного живого писателя-фронтовика – Андрея Манганыковича Джимбиева. А вот будет ли его чествовать республика в День Победы, сказать не могу. Скорее всего, будет, потому что живых фронтовиков можно пересчитать по пальцам.
– И традиционный вопрос: над чем сейчас работаете?
– Два последних года были для меня нехорошими. Умерла жена, Вера Николаевна, с которой жил с 1985 года. Потом я настоял, чтобы дочь с двумя внуками переехала к мужу в Петербург – негоже молодой семье жить раздельно.
Со здоровьем начались проблемы. Одним словом, больше года чувствовал себя скверно, абсолютно ничего не писал, пока не адаптировался к своему новому «статусу», не наладил быт.
Потом понял, что опять тянет писать, стал понемногу подходить к ноутбуку. Это была малая проза – небольшие рассказы на самые различные темы. Недавно прикинул, на сборник среднего формата потянет. Что с ними делать – решу, когда пройдёт пандемия.
И ещё я желаю всем читателям «ЛГ» пережить этот сложный период с минимальными потерями! Бодрости духа!
Беседу вела Анастасия Ермакова