«Наследники» Хотиненко на «Культуре»
Название фильму «Наследники» перешло от некой телепередачи. Фактура, «место действия», социальные типы представлены убийственно точно. Ток-шоу, весь этот токующий джаз, «гости студии», «наши эксперты», хлопающая массовка, лощёный ведущий, его редакторская группа – фабрика банальностей. Но как внешнее переходит во внутреннее, набор точных деталей – в чувства, у кого-то даже – религиозные?
Во-первых, на «ток-фабрику» пришёл новый заказ: передача к 700-летию Сергия Радонежского. Тут и первый по ходу фильма штрих большого режиссёра. В талантливой книге всегда что-то есть за сюжетом. Вот и здесь: команда во главе с ведущим (Леонид Бичевин) делает передачу о Радонежском, все по уши в процессе, а между тем видно, что прошлая передачка у них была, допустим, «Что сказал Максим Галкин Алле Пугачёвой?» или «От кого родила 13-летняя школьница?».
Во-вторых, на философию, как известно, настраивает мысль о собственной смерти. А смертны-то не только люди, но и… ток-шоу. Ведущему «Наследников» сам (ещё и в смысле – играющий сам себя) Александр Гордон сообщает, что передачу закрывают. Теперь хлопнуть дверью – «сам бог велел». Но по другой поговорке – «Бог пишет прямо и по кривым строчкам». И уволенный, разоблачая св. Сергия, всё и вся, вплоть до ошибок в выборе веры и тактике отношений с Ордой, вдруг убеждает(ся): святого, веру – просто невозможно очернить. И к подразумеваемому катарсису получает бонус – контракт на новую передачу.
Может показаться, что актёры-«эксперты» стоически играют не людей, а свои социальные типы: зануда-учёный, циник-политик, примадонна, патриот-военный, мудрец-монах. Моя гипотеза – дело тут в двойной оптике: актёры играют не просто людей, а людей, приглашённых на ток-шоу. «Формат, брат, формат!» Самому довелось побывать немало... Помню «Принцип домино», посвящённый «горячим спорам о плюсах/минусах алкоголя»: в нашу «группу экспертов» одного певца энергичный его директор пробил в самый последний момент. Гримируемый, он всё выворачивал голову к редактору: «Так мне за или против алкоголя говорить?» И сам я, усаживаясь в кресло под софиты, всегда чувствовал, что меня куда-то неудержимо сносит. Куда, понял, увидав свой архетип: ну точно – зануда-историк (играет его Александр Коротков). Уточню у автора фильма.
– Владимир Иванович, обычно в ток-шоу обязательные pro и contra, плюсы/минусы разложены меж персонажами. А у вас диалектика: за и против – внутри каждого из них. Так? И если так, какой видится вам «минус», «против» – у Военного? Может, он слишком утилитарно понимает веру: средство повышения морально-боевой подготовки?
– Что до механики ток-шоу… У меня передача «Смотрим… обсуждаем» на «Культуре» – неконфликтная, эксперты не так уж разведены по углам. Но, конечно, во многих шоу участники одномерны. А Военный? - Он на пути, но всё же человек невоцерковлённый. Потребность веры большая, зерно упало, но веру воспринимает утилитарно, да, как «средство морально-боевой подготовки». Помните, когда монах говорит: «Я помолюсь за вашего сына», он держит тяжёлую паузу, отвечает: «М-м… хотя спасибо». В молитву не верит…
Да, Александр Балуев великолепен и как «просто военный». Видны все страдания нашей армии последних 25 лет. Даже закадровое его семейное горе как-то проецируется: украденный социальный престиж сказался и на отцовском.
Удача и с «гласом народа»: бандит и ученик бандита. Сбежали на шоу – с места убийства, «чисто для алиби засветиться»: а мы в это время за Сергия Радонежского перетирали!
По толстовскому разделению романов («главная мысль – народная, семейная») у Владимира Хотиненко уже были фильмы-события с «мыслью религиозной», всероссийски обсуждавшиеся: «Мусульманин», «Поп». Как мне кажется, «Наследники» ближе перекликаются именно с «Мусульманином». И это не парадокс, на одном заседании «Исторического клуба» я уже возражал назвавшему фильм Хотиненко исламским. Там, равно как и в «Наследниках», главный момент – «пробуждение масс». Село, 70 лет (по Геродоту – два поколения) самого глухого атеизма. Старший брат (великолепный, как всегда, Балуев), которому после виражей его биографии уже плевать на ад, рай, Бога. Именно явившийся «мусульманин Коля» снял оцепенение, напомнил «урби эт орби», селу и брату о православии. Убедившись в искренней вере брата, земляка, ощутив это как ежедневный укор, они словно встрепенулись: вдруг стыдно стало продолжать спиваться, оставаться никем. Кажется, циничный атеизм стал привычным – ан нет: вспомнились и другие, не семидесяти-, а тысячелетние привычки.
Неисповедимы пути.