МАЙОР
Назидательно говорит сыну майор: – Сынок,
отправляйся-ка в армию –
там спустят с тебя жирок,
там тебя и вкрутую сварят,
и пить дадут кипяток,
чтоб словил ты кайф от устава, и толк, и ток!
Там тебя научат бриться до синевы
и повыбьют шалость и дурость из головы,
обомнут, обстругают, обтешут,
отрежут хвост:
гладкий-гладкий весь –
без сучка, без задоринки – прям и прост.
А как встанешь навытяжку, чтобы к ноге нога,
мышца с мышцею в сговоре, кожа туга-туга,
так ведь музыку сфер почуешь, и прок, и строй,
чтоб завяли Гога с Магогой – народец злой.
Всё-то лучше, чем так –
былинкой малой балдеть,
да поганкой бледной на пне трухлявом сидеть,
среди геев шастать, шустрить шестёркой,
бабла искать,
гнать пургу да фуфло шобить
да в сортире чужом икать.
Ан – припомнишь после, как что –
как маршировал,
как во мраке на брюхе полз,
землю-матушку целовал,
«чёрный ворон» в траншее пел
под шрапнельный шквал,
как, очнувшись, понял, что Бог тебя «крышевал».
ИОСИФ
Когда б Иосиф, злыми братьями
израненный, в пустынном месте,
сжимая кулаки с проклятьями,
роптал и вопиял о мести;
Когда б Иосиф, в рабство проданный,
во тьме, к исходу первых суток,
Нил проклинал со всеми водами,
пустынями мутил рассудок;
когда б Иосиф, опороченный
клеветами, уже в темнице,
на крюк в стене, на камень сточенный,
на яд змеиный смог польститься, –
что было бы тогда? – инаково
судьба пошла бы, и юродом
смела б голодного Иакова
и Ханаан с его народом?
И подвиг Авраама-странника
пошёл бы прахом?.. Иль другого
Бог создал бы себе избранника
в часы смятенья рокового?..
Иль всуе эти всхлипы с вскриками –
души неверной вестовые:
сиди во рву, мирись с языками
да сны разгадывай кривые…
ПОДРУГИ
Одна – в Буэнос-Айресе живёт,
другая Лондон топчет, третья – с горки
спускается от городских ворот:
она в Италии, но хочет жить в Нью-Йорке.
А я себе в заснеженной глуши…
И – деревенщина – жгу мусор на поляне,
сгребаю снег и, если ни души,
с воронами вступаю в пререканье.
Кто ж милых дев умчал – кентавр, Пегас,
иль Антилопа с золотым копытцем,
иль кит их поглотил, чтоб в оный час
они могли к чужой земле прибиться?
Иль ураган, безумное творя,
унёс, крутя их домик троекратно,
чтобы потом – через леса-моря
они всю жизнь стремились бы обратно.
Свершали подвиги, спасались от тигриц
и разбивали зеркало кривое,
встречали карликов, волшебников, жар-птиц
и людоеда с пёсьей головою.
И наконец-то с золотым лицом
вернулись бы, неся с собою царства…
Увы, увы! Ворона над крыльцом
пресыщена от варварства и барства.
ПРОБУЖДЕНИЕ
Спросонок видится – уже вокруг кровати
Мир инороден, свет в окне раскос.
И дядьки нет, кто б барскому дитяти
Утёр слезу и кофею поднёс.
Всё странным кажется –
с таинственным поддувом
Иных миров… Петух с кукареку
Трясёт воинственным
кровавым красным клювом,
Отверстым, крючковатым, начеку…
Поди впишись в картину – ей не впору
С глазами детскими лицо, и невпопад –
Не к месту, не ко дню, не к разговору
Вопрос юродивый: «У вас тут рай иль ад?»
Ну, так броди средь племени земного –
Конторщиков, торговцев, шоферюг,
Уборщиков, директоров – всё ново
Проснувшемуся вдруг.
И будто бы лучами сверху вспорот
И высвечен со всех шести сторон
На месте прежнего – иной какой-то город,
Но не Гоморра и не Вавилон,
Не Рим языческий, чьи сладострастны боги,
Не Карфаген глумливый… Впрочем, тот
Скользит и падает, кто ищет аналогий,
А кто на новеньких – что видит, то поёт.
***
Подтверди, что так бывает:
Входит гость со злым лицом,
Колченогий ковыляет
Бес вослед за чернецом.
Платье в госпожу одето,
Ухарем сидит пальто, –
Это ж оборотни! Это –
Не улыбка, а Ничто!
И когда луна взрезает
Туч мучительных слои,
То герой уже не знает,
Где чужие, где свои.
Но чем больше бури, гнева
Будит он, чем жарче страсть,
Чем огульней – справа, слева,
Всюду – ужас и напасть,
Тем ему потом блаженней
У камина, глядя вспять,
Сквозь горящие поленья
Эти страхи вспоминать.
МОСКВА