«Не бойтесь греха людей и любите всякую вещь» – такой цитатой, напоминающей нам о заповеди старца Зосимы из «Братьев Карамазовых» Ф.М. Достоевского, заканчивает свою «Пионерскую Лолиту» Борис Носик. Автор, стало быть, настолько человеколюбив и либерален, что призывает нас быть всепонимающими и всепрощающими. Что не может не радовать. Но призыву этому, как видно из книги, сам автор не следует: он готов любить отнюдь не «всякую вещь»!
Буквально в каждом рассказе или повести сборника особенно подчёркивается негатив, связанный с советской эпохой. Это право каждого человека: любить или не любить. Но Носик рисует картину описываемого времени однобоко и потому недостоверно. Понятно, что в любой исторической эпохе есть что-то негативное. Но ведь это вовсе не означает, что напрочь отсутствуют положительные моменты. А вот по Носику получается, что в советскую эпоху ничего светлого не было.
При чтении «Пионерской Лолиты» появляется ощущение, что автор чем-то очень обижен советской властью: язвительность и насмешка сквозят в описании каждого образа и ситуации. Предлагаю тем, кто ещё не успел прочесть повесть Б. Носика, познакомиться с обитателями пионерского лагеря имени пионера-героя Руслана Карабасова. Педагогический состав как на подбор: начальник лагеря, отставной майор, которому предстоит сделать нелёгкий выбор: «уеть» Валентину Кузьминичну, имеющую «зад, как у лошади», или безотказную повариху, грудь которой напоминает «склад ПФС»; старший вожатый Слава, развлекающийся в овраге с юными пионерками и мечтающий сделать карьеру в райкоме; пионерка Танечка, играющая днём в куклы, а вечерами бегающая в овраг к вожатым; безответная и безотказная студентка факультета иностранных языков Вера Чуркина, у которой «пионерики» постоянно крадут нижнее бельё и которая безропотно соглашается заняться любовью с библиографом Тоскиным, потому что у всех её подруг «это» уже было. Ну а сам Тоскин, которого послали в пионерский лагерь по разнарядке, – это «человек из подполья» нашего времени. Только вот герой Достоевского в знак протеста держал кукиш в кармане, а персонаж Носика, судя по всему, в ширинке – автор «Пионерской Лолиты» подчёркивает постоянно расстёгнутую пуговичку на брюках Тоскина. Носителем же народной мудрости является лагерный сторож, постоянно изрекающий афоризмы типа: «Вынул дедушка своё ремесло, засадил туда, где шерстью поросло».
Кажется, вот как ловко окарикатурил автор пионерско-комсомольско-партийное совковое общество. Но всё это не ново, а всего лишь перепевы Аксёнова и Войновича, приправленные Алешковским и Галичем. Зато модно: грубая эротика и матерные частушки – для народа сойдёт.
Впрочем, это не единственная «завлекалочка». Самое главное – название, ведь именно на него обращает в первую очередь внимание читатель. В заголовке книги и ключевом её произведении явно слышится перекличка с культовым произведением В. Набокова.
Но возникает вопрос: оправдан ли приём? Ведь здесь ничего нет от набоковской «Лолиты». На первый взгляд схож сюжет: страсть немолодого человека к юной девушке. Но нет душевных метаний, боли и грусти главного героя «Лолиты». Гумберт Гумберт Набокова как-то незаметно успел стать Тоскиным, который томно взирает на пионерочку, бегающую по ночам к комсомольским функционерам Славе и Валере, и в то же время лениво занимается любовью с пионервожатой Верой. Получается, что любой охочий до молоденьких девушек мужчина должен вызывать ассоциацию с героем Набокова, а любая нескромная юная нимфа – с Лолитой. Словом, наобещали с три короба: дескать, новая «Лолита», а на деле…
А на деле всё, казалось бы, как завещали классики (неслучайно на обложке книги Фёдор Михайлович соседствует с юной пионеркой, изображённой на марке, цена которой 15 копеек, – видимо, автор намекает, что не только марке, но и пионерке): дух любви витает над страницами книги. Куда там набоковскому Гумберту Гумберту с его любовью к нимфетке! Даже посвящение к «Пионерской Лолите» весьма романтично: «И.О. с любовью». Только вот любовь в книге Носика выступает в роли и.о.
А остальные произведения книги только продолжают начатую мысль – при Советах всё было не так: ведь ни армянские девочки (рассказ «Две милые армянские девочки из той жизни»), ни фантастическое существо Гоч из одноимённой повести не счастливы в советской действительности. Воспоминания как героя «Пионерской Лолиты», так и автора книги желчны. Окружающая реальность в авторской интерпретации пошла и скучна. Кажется, окунаешься во что-то вязкое, клейкое, как ряска, что утягивает на илистое дно болотца, где обитает сам автор, щедро предлагающий гостям-читателям попробовать тины или мусора со дна – на выбор, – разводя руками: дескать, больше ничего и не имеем-с, ничего в своей дыре хорошего не видим-с…
Зато проблема «отцов и детей» решена: дети, прочитав «Пионерскую Лолиту», могут смело сказать своим отцам: «Знаем, знаем, чем вы там занимались в пионерских лагерях!»