Последнему романтику, последнему герою эпохи винила исполнилось бы пятьдесят
Когда вокруг отчаянно кого-то любят, а ты равнодушен, невольно начинаешь копаться в себе, разбираться, почему не со всеми. Особенно если любящие большей частью вполне приличные и даже приятные люди…
ТВ отметило 50-летие Виктора Цоя пышно, но Первый ещё и с каким-то пионерским энтузиазмом. Старт дала в программе «Время» Екатерина Андреева комментарием зубрилы-отличницы. Назвала стихи юбиляра «проникновенными», и пошло-поехало – пятиминутный сюжет, документальный фильм, концерт 90-го года и даже в «Вечернем Урганте» подхватили эстафету, дали песню Цоя в версии Надежды Кадышевой, пошутили…
Вышло часа три дорогостоящего эфира, и это только на одном из каналов.
Здесь следовало бы перечислить всех по-настоящему великих – вовсе забытых телевидением или отмеченных несоразмерно масштабу (от Архиповой Ирины до Яшина Льва), но каждый читатель составит свой персональный список несправедливости.
Почему же такое внимание Цою? Чем вообще полюбился массам этот автор, у которого в песнях каждое пятое слово (после «кухни», «города», «ночи» и «спичек») – «ВОЙНА», а в биографии – симуляция психического расстройства во избежание тягот и лишений армейской службы?
Чем мил этот образ аскета-кочегара, иронизирующего над теми, «у кого есть жизненный план»? Образ, который беспощадно опровергнут телевидением на прошлой неделе.
Вот свой парень Цой стремительно и картинно выходит из советского правительственного лимузина, пробегает мимо толпы поклонников. Вот следует рассказ очевидцев о прикольном случае в Братске, когда Айзеншпис не получил от устроителей положенных денег и отменил концерт, а забитый до отказа стадион пришёл брать штурмом гостиницу, и всё-таки пришлось играть два часа на морозе…
Загадка этой народной любви, пожалуй, может сравниться лишь с тайной культа «Ласкового мая», какой бы оскорбительной ни казалась эта параллель паломникам к стене Цоя.
Дело тут, конечно, в «энергетике» (самом модном слове перестройки, что наверняка подтвердила бы статистика Яндекса, существуй он тогда). Двадцать восемь миллионов посмотревших «Ассу», а также все остальные не учтённые бухгалтерией на стадионах и в концертных залах притоптывали в ритм, требовали каких-то пе-ре-мен, подчиняясь воле симпатичного шамана. Им бы, бедолагам, ауру кто почистил, разъяснил суть исторического момента, описал, что будет, когда красное солнце окончательно сгорит дотла… Однако просветителей не нашлось.
Так называемый русский рок подбирал нестандартные рифмы, искал оригинальные образы, всем хотелось припечатать совок посочнее. «Поезд в огне» Бориса Гребенщикова, «Революция» Юрия Шевчука – вся эта многословная антисоветчина делала своё дело, но конкурировать по силе воздействия с лаконичной цоевской безапелляционностью не могла.
В соседних жанрах царили апатия и страх. КСП притих, ожидая, чья возьмёт. Эстрада трусливо забилась в угол, лишь Игорь Тальков вышел на сцену конкретным русским мужиком с чётко обозначенной идеей монархии. Этого ему не простили тогда, по той же причине игнорируют и сейчас. Хотя и погиб он трагически, и в песне «КПСС» партия трансформировалась у него в СС, названа «дьявольской машиной». Вроде бы прекрасный мотив принять за своего, начать раскручивать средствами ТВ… Нет, не та позитивная программа.
И тогда, и сейчас требовалось и требуется универсальное орудие разрушения, лопата ограниченного действия, которой можно вырыть могилу, но для возделывания земли она уже не годится. Чтоб не выросло ничего питательнее цоевских алюминиевых огурцов.
В фильме на ТВ Центре закадровый голос Михаила Кожухова, подчёркивая значимость фигуры Цоя, информирует, что десятки подростков покончили жизнь самоубийством, узнав о его смерти. Авторы почему-то не дают оценку этому факту, не пытаются разобраться в природе явления, зато с иронией цитируют советскую газету: «Такая музыка уверенно перегораживает дорогу развитию – душевному и нравственному».
Пожалуй, из всего, что было сказано о творчестве Цоя в дни юбилея на ТВ, это самое значительное высказывание, его бы развернуть, наполнить анализом текстов, но ключевым эпизодом фильма становятся кадры 86-го года, снятые в «Метелице». В какой-то момент кагэбэшники (по версии авторов) решают прервать концерт, выключают звук, и тогда зал подхватывает фразу с двойным дном, скандирует: «Электричка везёт туда, куда я не хочу-у-у…» Оператор крупно берёт в кадр смелого певца с блестящими глазами, нижний ракурс способствует монументальности образа, в ресторане разносится глубокомысленный речитатив. Целых четыре раза разносится. Пока Цой первым из группы не уходит со сцены. Такая иллюстрация преследований Комитетом госбезопасности.
Но Виктор Цой представлен телевидением не просто гонимым творцом. Телевизор внушает зрителю устами Алексея Учителя: «Ёлки-палки, это серьёзная какая-то философия!» Константин Кинчев подхватывает: «Большой русский поэт!» А Сергей Бугаев предлагает воздвигнуть стелу: «Я считаю слово «ПЕРЕМЕН» нужно отлить из нержавеющей стали… С этим человеком в нашу языковую среду, в наше психополе вошли какие-то новые смыслы…»
Общими усилиями обаятельный парень с ленинградской окраины, мечтавший всего лишь стать своим в среде центровой богемы, превращается в мощную фигуру великой русской поэзии, где по большому счёту и Высоцкому-то места может не найтись. Слово за слово, ставки растут, и вот уже он занимает почётное место в иерархии отечественной философской мысли.
А может, и действительно достоин? Какой изумительный получился проигрыш в песне «Пачка сигарет»! Помните, тот, что вынесен в заголовок?