Владимира Седых давно уже приглашали жить в Америку. Обещали купить несколько гектаров земли в лесах штата Мэн, чтобы он построил свою маленькую Сибирь и обучал премудростям таёжной жизни туристов. А он не едет.
Владимир Николаевич (его специальность – таксатор) под Новосибирском строит чумы, спорит с местными чиновниками, разводит охотничьих лаек и… не едет. Что держит его здесь, и сам толком объяснить не может. Но, когда смотришь на цикл таёжных фотографий, которые Седых сделал примерно пятьдесят лет назад, многое становится понятно без слов. Cамое поразительное на них – это лица людей. Таких в Америке нет. А может быть, никогда и не было.
«В тайге тёщи нет», – любит повторять Седых. И от того, как серьёзно он это произносит, сразу понимаешь, что человеку, который ищет в сибирских лесах романтику или щекотание нервов, там делать нечего. Дикая природа ошибок не прощает: закон – тайга, прокурор – медведь. Что тут ещё добавишь?
Сам Владимир Николаевич – старый таёжник. Трижды тонул на порогах Гилюя, работал в экспедициях с бывшими уголовниками, замерзал в югорских лесах… Случалось всякое, но о своих передрягах Седых, ставший доктором биологических наук, вспоминает с иронией. Журналисты жаждут приключений, а он совершенно уверен, что нештатные ситуации в тайге возникают лишь от безалаберности начальства или глупого лихачества подчинённых.
– Настоящая таёжная жизнь серая и неприметная. У каждого таксатора на сезон есть человек пять-шесть рабочих плюс таборщица. Он должен организовать освоение лесного участка и обеспечить безопасность людей. А для этого надо научиться жить в тайге комфортно. Ком-форт-но! Мы ведь в экспедиции уходили сразу после весеннего ледохода, а возвращались обычно с первыми осенними холодами. Тайга для нас – дом родной. А дома какие могут быть приключения?
Седых попал в лесоустроительные экспедиции в самом конце 50-х годов. Тогда ещё и накомарников-то не выдавали. От гнуса спасались дымокурами, которыми традиционно пользовались ханты и манси. (Владимир Николаевич говорит, что главными учителями в тайге всегда были северные народы да бывшие зэки.) Кстати, примерно в те годы у нас появилась мода на профессию геолога. А про таксаторов ни тогда, ни сейчас почти никто и не слышал. Хотя первые таксаторы исследовали леса ещё при Петре I.
Слово taxatio с латинского языка переводится довольно просто – оценка. Отсюда и таксаторы – люди, которые занимаются приведением лесов в известность. Было такое старое выражение. Иногда таксаторов ещё называют лесными разведчиками. Звучит это как-то чересчур красиво, но по сути верно.
Петру I таксаторы понадобились, когда он решил строить российский флот. Для будущих фрегатов царю позарез был нужен корабельный лес особого качества и в невиданных доселе объёмах. Вот для изыскания такой древесины из корпуса военных лесничих и отобрали первых таксаторов, которые тогда подчинялись напрямую Адмиралтейству.
С тех пор прошло уже триста лет, появились аэрокосмическая съёмка и картографическая техника, но, по словам Владимира Николаевича, сама работа таксатора и образ экспедиционной жизни мало изменились. Правда, платить стали гораздо хуже. Это точно. Даже в советское время таксатор получал не меньше профессора или министра. Сейчас недотягивает и до зарплаты обычного крупье. Крутить рулетку в казино по нынешним временам гораздо выгоднее.
– До войны таксатор получал за полевой сезон до 30 тысяч рублей. Если пересчитать на наши деньги, то получается стоимость двухкомнатной квартиры в центре Новосибирска. За сезон! Вот и вся арифметика, – спокойно говорит Седых, но получается эффектно. – И это в сталинские времена! Когда за лишнюю курицу раскулачивали. А в 60-е годы, после денежной реформы, мы уже зарабатывали по 500–700 рублей в месяц. Но тоже грех было жаловаться. Почему так платили? Да ведь мы туда не грибы собирать ходили. Даже сейчас часть тайги мало изведана. А тогда…
Лес всегда считался стратегическим запасом страны. Только одна деталь: когда шла война с Германией, многих таксаторов не брали на фронт – их задача была обеспечивать оборонку древесиной ценных пород. В том числе и для изготовления различных видов оружия. После войны неисследованной оставалось не меньше половины тайги. Туда и отправлялись лесоустроительные экспедиции, уходя иногда на сотни километров от ближайших населённых пунктов.
Основная часть таёжной жизни Седых прошла в Западной Сибири. Бескрайнее море дикой тайги в районе рек Сосьва и Юган… Теплоход «Генерал Карбышев», который каждый год увозил экспедиции из Тюмени в северную глушь… Самое интересное, что ещё в школе он особенно опасался двух вещей: оказаться в этих гиблых местах (уроки географии не прошли даром) и работать с бывшими уголовниками. Так и вышло. Практически всю свою молодость Владимир Николаевич кормил комаров у берегов сибирских рек, а вместе с ним прорубались в тайгу кондовые бичи, имевшие обычно за плечами не одну судимость. Других просто не брали. Не выдерживали.
За сезон несколько бичей при помощи обычного топора, стандартного набора крепких слов и чифиря прорубали до семисот километров просек и визиров. (Расстояние от Новосибирска до Омска на сто километров меньше.) Один раз прорубили тысячу двести километров. Но это уже можно считать мировым рекордом. Начальство не поверило и даже прислало проверку. Оказалось, всё точно.
– Настоящих бичей уже не осталось. Кончилось это время. Раньше про них молчали, сейчас – забыли. А ведь на них всё и держалось. На таксаторах и бичах, – говорит Седых. – При этом в экспедициях мы жили совсем не «по понятиям». У нас были таёжные законы. Суровые? Да. Но справедливые. Без выпивки, карт и беспредела. У меня один из бичей в тайгу даже будильник брал – чтобы не проспать на работу. А ведь его никто не заставлял. Я вам так скажу: без этих бичей мы бы Сибирь и Север не освоили. И БАМ, и золотодобыча, и поиски полезных ископаемых, и обследование самых глухих лесов – всё это делалось их руками. Подчёркиваю – руками. Это не означает, что я умаляю роль наших специалистов. Нет. Но самая тяжёлая и неблагодарная работа всегда доставалась бичам. Поэтому я и фотовыставку свою так назвал: «Таксаторы и бичи – первооткрыватели сибирской тайги».
Конечно, случаи в тайге бывали разные. Однажды Седых пришлось два часа «догонять» свой фотоаппарат по реке на моторной лодке. У него был с собой карабин, но оружие не понадобилось. За любую кражу в экспедиции бичи карали вора сами. И карали нещадно. Фотоаппарат Владимиру Николаевичу вернули, а вот парню, покусившемуся на имущество таксатора, пришлось совсем худо – еле откачали.
Всё-таки Седых лукавит, когда говорит, что их экспедиционная жизнь среди комарья и медведей была однообразна. Он и сам жалеет, что многие кадры их жизни в тайге снять не получилось. Но тут ничего не поделаешь: когда спасаешь людей из тонущей лодки или разнимаешь драку бичей, о фотоаппарате просто забываешь. По-другому нельзя.
Табором в лесоустроительных экспедициях называлось место постоянной стоянки, откуда таксаторы и бичи совершали «заходы в тайгу» (словами «лагерь» и «маршрут» они почему-то не пользовались). Даже в официальных документах писали – «таборное имущество». И все фотографии Владимира Николаевича – о том таборном времени.
Седых называет их «фотодневник таксатора» и на большее не претендует. А напрасно. Глаз у Владимира Николаевича точный. Не зря его ещё в то время приглашали работать 
фоторепортёром АПН. Он попробовал и отказался. Понял, что снимать придётся не тайгу, а передовиков производства в накрахмаленных рубашках. Ушёл в исследователи. Стал одним из лучших экспертов по экологии леса.
До последнего момента его огромным фотоархивом никто особо не интересовался. Есть и есть. Но недавно всё поменялось. Владимир Николаевич получил сразу несколько предложений показать свои фотографии на выставках. Одна из них будет проходить в Бостоне, где американцы затеяли экспозицию про освоение Дикого Запада и Сибири. И теперь Седых уже ломает голову, как передать колорит таёжной жизни американцам.
– Эх, там бы табор разбить… И собак наших показать! – сокрушается старый таксатор. – Они ведь ничего про это не знают. Про нашу подлинную Сибирь. Ничего!..
, НОВОСИБИРСК