Владимир ШЕМШУЧЕНКО
***
Разбухли от сырости двери.
У ветра повадки судьбы.
Не видел бы, вряд ли поверил,
Что лужи растут, как грибы.
Не март, а январь на исходе.
Смиряюсь…
Сказал же поэт,
Что нет безобразья в природе…
На нет и суда у нас нет.
И всё же камин разжигаю.
С полешка стекает слеза…
Дыханьем огню помогаю.
Коты округляют глаза.
Расселись.
Глядят, не мигая,
И жмутся поближе к теплу…
Я телеторшер зажигаю,
И тень оживает в углу.
Надсадно гнусит под сурдинку…
(Наверно, так сходят с ума).
Ну, хватит!
Дочурка, Полинка!
Сегодня ты будешь – зима!
И слышу… Нет… Чувствую кожей
(Как впавшее в спячку зверьё) –
Протопали где-то в прихожей
Весёлые ножки её.
Да, папа… Я куклу купала…
Пусть сохнет…
Подвиньтесь, коты…
Смотри, чтоб она не упала…
Кто греет под снегом цветы?
Любуюсь – и дочь, и подруга…
Ну как ей не скажешь, любя:
Беги, голенастая вьюга,
Я всюду услышу тебя!
***
Скоро утро. Тоска ножевая.
В подворотню загнав тишину,
На пустой остановке трамвая
Сука песню поёт про луну.
Вдохновенно поёт, с переливом,
Замечательно сука поёт.
Никогда шансонеткам сопливым
До таких не подняться высот.
Этот вой ни на что не похожий,
Этот гимн одинокой луне –
Пробегает волною по коже,
Прилипает рубашкой к спине.
Пой, бездомная, пой, горевая!
Под берёзою пой, под сосной,
На пустой остановке трамвая,
Где любовь разминулась со мной.
Лунный свет я за пазуху прячу,
Чтоб его не спалила заря.
Плачет сука, и я с нею плачу,
Ненавидя и благодаря.
***
Грошовый плацкартный уют.
Вагонных колёс перебранка.
Жара. Изнывает светильник,
приплюснутый к потолку.
На верхнюю полку сосед
с ленивою грацией танка
Поднялся, всхрапнул…
Очень жалко уснувших на левом боку.
Горчит остывающий чай.
Стихают вокруг разговоры.
Дрожит и качается поезд,
вползая по рельсам в зарю.
Бегут за окном огоньки.
Колышутся мятые шторы.
Вернусь, эти длинные строчки
любимой жене подарю.
Она их смотает в клубок,
и шарфик мне на зиму свяжет.
А может быть, кофточку дочке –
она по ночам плохо спит.
А может быть, просто вздохнёт
и слово мне доброе скажет.
Скитается взгляд по вагону,
чего ни коснётся – болит!
***
В предчувствии первого снега
Трепещет больная душа.
И ночь хороша для побега.
И вольная мысль хороша.
Бреду по сиротской дороге
Под мертвенным светом луны.
Мы все вспоминаем о Боге,
Когда никому не нужны.
***
Молчите, проклятые книги!
Я вас не писал никогда!
Александр Блок
Он сидит за столом.
Одиночество топит в стакане.
Тонким углем ночник
очертил силуэт на стене.
За окном тает снег
и, как бинт, прилипающий к ране,
Постепенно чернеет…
Стоит в летаргическом сне
У дороги аптека.
Рождает бесполые тени
Одинокий фонарь.
В ресторанах пропойцы кричат.
Диск на небе кривится.
Вздыхают в парадной ступени.
Незнакомка уходит…
Проклятые книги молчат.
МАРИНЕ
1
Холодно. Сыро. Фонарь догорает.
Ветер по улице бродит, как тать.
Осень лениво глаза протирает.
Время вставать.
Время грустить. Перелётное лето
Не загостилось в полярном краю.
Кто, ради бога, загнал на край света
Душу мою.
Время любить. Без любви умирают,
Вянут, как сбритая градом трава.
Путь – от земного к небесному раю –
Как тетива.
Что я здесь делаю? Даже не знаю.
Листья летят и летят с высоты…
Не понимаю. Не понимаю!
Вера.
Надежда.
Ты!
2
Ты о сыне неправду сказала,
И шагнул я в промозглый рассвет.
Вот стою возле кассы вокзала.
В никуда покупаю билет.
Я тебе и за ложь благодарен.
Стало легче и проще теперь –
Уходя, не сумел я ударить
Кулаком невиновную дверь.
***
Блажен, кто по ночам не спит
И времени не замечает,
Кто сыт пустым недельным чаем,
Кто знает – ДУХ животворит.
Блажен, кто верою горит
И в этом пламени сгорает,
Кто на путях земного рая
Взыскует скорбь в поводыри.
Переосмысливаю быт.
Переиначиваю строки.
Когда горланят лжепророки,
Поэт молчаньем говорит.
***
По дороге домой,
в самой гуще стекла и металла,
Где чужого боятся
и буднично бьют своего,
Повстречался мне дождь,
он по лужам слонялся устало,
И прохожие грубо
зонтами толкали его.
Громыхнуло вдали.
Сбились в стадо пугливые тучи.
Купол храма качался
и плыл в дождевом гамаке.
Но откуда-то сверху
пробился единственный лучик
И отвесно упал,
отразившись зеркально в реке.
Тормозили машины,
глаза на ходу протирая.
И троллейбус вздохнул
и застыл, дожевав тормоза.
И увидели многие:
радуга вышла из рая,
А не «каждый охотник желает знать,
где сидит фазан».
Я ломаю строку,
между тьмой разрываюсь и светом.
Мне вовек не избыть
возвышающей душу мечты,
Что никто на земле не дерзнёт
прозываться поэтом,
Не постигнув величья
дарованной нам красоты.
***
Слышащий, да услышит.
Видящий, да узрит.
Пишущий, да напишет.
Глаголящий – повторит.
Всяк – за своё ответит.
Каждому – свой черёд.
Слово, если не светит,
Запечатает рот.
Пуля – она не дура,
А провиденья рука.
Да здравствует диктатура
Русского языка!
РОДИНЕ
Осень. Звон ветра. Синь высоты.
Тайнопись звездопада.
Если на кладбищах ставят кресты,
Значит, так надо.
Значит, и нам предстоит путь-дорога
За теплохладные наши дела.
Скольких, скажи, не дошедших до Бога,
Тьма забрала.
Скольких, ответь,
ещё водишь по краю,
По-матерински ревниво любя.
Я в этой жизни не доживаю
Из-за тебя.
Из-за тебя на могилах трава –
В рост! – где лежат друзья…
Но истина в том, что не ты права,
А в том, что не прав я.
ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ
1
По привычке кусаем ближних –
Неуживчивый мы народ.
Ради мнимых успехов книжных
Затыкаем друг другу рот.
Наши мысли о дне вчерашнем,
Как прокисшее молоко.
Бедным – трудно.
Богатым – страшно.
А кому на Руси легко?
2
Позарастала жизнь разрыв-травой.
Мы в простоте
сказать не можем слова.
Ушёл, не нарушая наш покой,
Безвестный гений,
не нашедший крова.
Как в ржавых механизмах
шестерёнки,
Скрипят стихи – поэзия мертва.
Мы днём и ночью пишем
похоронки
На без вести пропавшие слова.
***
Смилуйся, государыня рыбка!
А.С. Пушкин
Придержи-ка, читатель, улыбку,
Не шуми, не пляши и не пой.
Не тревожь Государыню-Рыбку –
У неё перманентный запой:
Хлещет с горя солёную воду,
А душа всё горит и горит.
И в погоду, и в непогоду
Золотые слова говорит:
Это ж надо такое наделать,
Чтоб людей покарать нищетой…
Ну, старуху, понятно, – за дело.
Старика, старика-то за что?
Не милы ей ни слава, ни сила,
Ни лазурь, ни песчаное дно.
Приплыла к нему Рыбка, спросила…
Ей ответили: «Умер… Давно…»
***
Слово было в начале,
Страшным будет конец –
Зачеркнёт одичанье
Милосердный свинец.
Я весёлый и грубый.
И в репьях голова.
Потому прямо в губы
Я целую слова.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ