Миляуша Кагарманова
Родилась в Бурзянском районе Башкортостана. Поэт, прозаик, лауреат Государственной премии имени Ш. Худайбердина и Международного конкурса рассказов тюркоязычных писателей им. Махмута Кашгари.
– Радость-то какая! Корова твоя отелилась! – с такой вестью вернулся отец, заглянув в сарай зимним утром.
– И как там? Хорошо всё? – оставив стряпню у очага, мама достаёт валенки с полатей и надевает на них галоши.
– Славно. Сосёт. Здоровенный бычок, – не отходя от двери, папа дожидается, пока мама оденется, наберёт в ведро тёплой водички, и выходит, увлекая её за собой.
Они радуются – и я радуюсь под тёплым одеялом. И почему они так радуются, когда телёнок появляется? Ещё поздравляют с этим, подарки просят! Так надо, видимо.
В зимнюю пору в огороженном возле двери закутке этих красивых большеглазых с длинными ресничками телят становится двое, а в иные годы и трое. По утрам и вечерам они мычат, шебуршат подстеленным сеном, шарахаясь от всего, озираются по сторонам и стучат копытцами. К весне их выводят в сарай, и к выпуску стада они прилично поднимаются, готовы резвиться, задирая хвосты, и набираются достаточно силёнок, что сразу не оторвать от вымени.
Как только их мамы скроются со стадом, а солнце поднимется чуть выше, телят гоним на луга. Вначале они упираются, не хотят выйти со двора, а как только дойдут до распахнутых ворот, прыгают в сторону и убегают. Хотя в руках хлёсткий прутик, не хочется трогать таких маленьких, пускаешься за ними бегом. Повторив эту затею несколько раз, наконец-то общими усилиями удаётся их выдавить на улицу. Оказавшись в незнакомых местах, они притихают, потихоньку трусят, куда поведёшь. Так их я довожу до луга. А там телят много. Ведут они себя как малые дети, встретившиеся впервые: долго и пристально смотрят друг на друга, тыкаются мордочками, принюхиваются, даже ушки незнакомцу посасывают. Оправившись от первых впечатлений, пробуют зелёную травку, потянув одними губками. Но не сразу они начнут щипать траву, то там будут тыкаться, то здесь, поябедничают, помычав. Как только детишки, пригнавшие их, постоят, полюбопытствуют и разбредутся, телята остаются сами по себе.
Кто-то, читая это повествование и не имея представления, что за животина – телёнок, начинает восхищаться этим представителем парнокопытных. Но некоторые, как и я, знают, насколько своевольны и упрямы эти лупоглазые чёрно-пёстрые бестии. Как за короткое время такие милые создания превращаются в хитрых и жадных молокососов, непонятно.
– За телёнком смотри! Телёнка пораньше приведи! – так раз за разом повторяющиеся наказы у деревенских детей прививаются на уровне сознания. А этот телёнок если бы ходил там, где ты его ищешь. Луг проходишь вдоль и поперёк, в урёмных местах крапива жалит, вдоль реки не остаётся места, куда бы не заглянула. От бесконечного подзывания язык начинает заплетаться. А под вечер за тебя берутся комары. Идти искать далеко боязно. Все уже загнали своих телят, а твой – словно в воду канул.
Вот с седловины окруживших деревню гор поднимается пыль. Стадо идёт! Шлёпая галошами на пару размеров больше, бегу навстречу. А там на пригорке выстроилась детвора и старушки. Все, кто свободен от сенокоса, встречают стадо. Первыми из седловины выходит мелочь – козы да овцы, затем появляется более крупная скотина. Коровы шагают торопливо-старательно. Даже реку переходят, не сбавляя шаги и промачивая вымя в течении. Среди первых примечаю нашу белую корову и пускаюсь со всех ног навстречу. Но не успеваю. Как только корова, вытянув шею, в воздух пускает протяжный гудок, как по волшебству рядом воссоздаётся телёнок. Словно из-под земли возник. Я уже бросаю галоши и, как спортсмен, рвущийся первым прийти к финишу, пускаюсь на всех парах. Но всё напрасно… Гадкий телёнок с разбегу проскакивает мимо матери, даёт круг, второпях всем корпусом залезает под неё и замирает. Мотнув головой, силой толкает мордой вымя, а мать безобидно лягается и, повернувшись, ласкает его языком. А тот торопится, тянет то один, то другой сосок, быстрее хочет, чтоб пошло молоко. Я ещё не добралась, но всё представила, потому что сто раз это видела. Чуть не взрываясь, прутиком обжигаю ни в чём не повинную корову. Она, протолкнув телёнка, пускается шагом. А этот окаянный, избегая меня, выходит то в одну, то в другую сторону и всё суётся под маму. Поторапливаю корову в мыслях: как быстрее довести до дома и разнять их. Поэтому даже не замечаю жирные лепёшки, оставленные коровой, наступаю на них, проскальзываю, но иду вперёд. Так, соревнуясь, как на скачках, проходим в загон. Телёнок, закатив глаза, в безумии прилипает к соскам. Причмокивает, пускает слюни. Я на пределе. С криком неласковых слов: «Чтоб ты сдох! Чтоб глаза твои лопнули!» – бросаюсь в бой. Хватаю телёнка за ошейник, силой отрываю морду от соска, но он обходит меня вокруг и бросается с другого боку. Я тоже не отстаю, ладонями закрываю ему рот. Мои руки оказываются в шершавом зеве обжоры, кажется, он вот-вот их проглотит. Я дохожу до красного каления, но и телёнок не сдаётся. Мне нужно хоть как оторвать телёнка и подвести к верёвке, обмотанной вокруг столба на расстоянии вытянутой руки. Корова с удивлением смотрит на нас, топчется на месте, не знает, кому угодить, но свой телёнок всё-таки дороже – не приближается к столбу, проходит мимо. Мои босые ноги уже истоптаны крепкими копытцами, пальцы рук, прокручиваясь об ошейник, ноют, волосы и лицо обрызганы телячьей слюной, в пылу борьбы заливаюсь потом. А в это время вымя у коровы уменьшается на глазах. Всё, от бессилия и от обиды уже не могу совладать с хлынувшими слезами и горько рыдаю: «Обжора! Об-жо-ра!» Сквозь слёзы смотрю на застывшего на широко расставленных ногах телёнка, как он продолжительно высасывает и с шумом проглатывает...
Как только вымя обмякло, как выжатая тряпка на ветру, корова ногой оттолкнула своего ненасытного и, повернув ко мне голову, тихонько замычала, словно хотела сказать: «Ладно, не плачь, завтра ещё будет молоко».
Дальше мне остаётся только наблюдать, как эти двое счастливо нежатся, как телёнок, вытянув шею, подставляет свой подбородок под ласковый язык матери, как, подняв хвост, превозмогая полный живот, игриво прыгает.
После всего закрываю их по отдельности и начинаю ломать голову, как маме объяснить, как завтра оказаться хитрее и проворнее телёнка. А там, в углу загона, в своем стойле, бычок в торжестве своей сегодняшней победы смотрит мне вслед снизу вверх сквозь свои длинные опущенные реснички. Чую, у него в голове тоже зреет план.
Перевёл с башкирского Дамир Кагарманов