На протяжении сезона в Театре Сатиры её сумели доказать трижды. И разными способами
Ещё не так давно даже наиболее суровые критики, ругательски ругая театр, всё-таки ему сочувствовали: всё в тартарары валится, и театр туда же, не его вина, что в стране кризис. За кризисом последовало послекризисье. Тоже не самый благоприятный для искусства период, поскольку поиск принципов, адекватно отражающих картину нового мира, – процесс малопредсказуемый и ошибок на этом пути всегда гораздо больше, чем озарений. И если уж поверять алгеброй гармонию, разбирая по косточкам тот или иной спектакль, то стоит помнить, что правильное решение у задачи, как правило, одно, зато неправильных – пруд пруди. И даже если не одно, то неверных всё равно гораздо больше. Тут и математика не нужна, достаточно логику включить.
Но критики в большинстве своём неумолимы: и «Современник»-де перестал быть современным, и МХТ утратил академичность (читай: вкус, такт и чувство меры). Когда речь заходит о Театре Сатиры, то его обычно упрекают в том, что он растерял всё своё былое остроумие.
Былое – безусловно. Взамен ему появилось остроумие времён нынешних, то есть совсем иного вида и рода. Это причины для слёз во все эпохи практически одинаковы, а вот поводы для смеха очень даже разнятся. Легендарные спектакли «золотого века» Сатиры – с конца 60-х до середины 80-х, конечно, можно сравнивать с теми, что идут на её сцене сейчас. Но не для того, чтобы кричать «ату!» этим последним. Три премьеры, сыгранные в Сатире в этом сезоне, это три варианта доказательства того, что сегодня публика смеётся не так, как тридцать лет назад. И не над тем.
ДОКАЗАТЕЛЬСТВО I.
БИБЛЕЙСКО-ТРАГИЧЕСКОЕ
Что с человеком ни делай, а материальных благ ему всё равно хочется.
В 1973-м в репертуаре Сатиры появился очаровательный спектакль «Маленькие трагедии большого дома», поставленный Александром Ширвиндтом и Андреем Мироновым. Одна из новелл была о воришке, забравшемся в забитую добром квартиру, и о хозяине этой квартиры (его как раз Миронов и играл), который с энтузиазмом помогает незваному гостю обчистить своё жилище. Как все смеялись над его супругой-скопидомкой, каким нелепым казался весь этот дефицит из красного дерева, заполнивший всю сцену!..
Над жителями еврейской деревушки Миражни, строящими лестницу прямо в небо, чтобы вручить лично Господу Богу список своих просьб (в диапазоне от богатого жениха до стиральной машины), никто не смеётся. Равно как и над девушкой из приличной семьи, отказывающей бедному праведнику ради неизвестно откуда взявшегося весьма состоятельного незнакомца. Не могут над этим смеяться люди, которых каждый день обрабатывают призывами в духе «Купи и стань счастливым!».
Первая премьера этого сезона – «Чёрная уздечка белой кобылицы», поставлена Юрием Шерлингом как музыкальная история о визите дьявола на землю. Визит прошёл более чем удачно. Дьяволу (импозантный и пластичный Юрий Васильев) есть чем гордиться. Праведник (Иван Ожогин, правда, больше похож на небезызвестного Горца, чем на благочестивого еврея), уговаривающий земляков не докучать Всевышнему своими материальными претензиями, теряет невесту и отбывает в небытие. Красотка (Анастасия Микишова, которой невинность даётся хуже, чем адская страсть) получает богатого и влиятельного супруга. А миражневские обыватели обретают вожделённые материальные блага в обмен на свои абсолютно нематериальные души. В общем, обменяй и будешь счастлив. Так в начале XXI века выглядит почти библейская притча о нестяжательстве. Тридцать лет назад тот же Юрий Шерлинг ставил ту же самую «Уздечку» в Камерном Еврейском театре в Биробиджане как оперу-мистерию. Сегодня чуть ли не самым ярким моментом спектакля является устроенная свитой дьявола «дискотека» с брейк-дансом.
ДОКАЗАТЕЛЬСТВО II.
АНТИЧНО-БАЛАГАННОЕ
Имени Тита Макция Плавта в программке спектакля «Свободу за любовь?!» вы не найдёте. И это, в общем-то, справедливо. Весьма востребованный древнеримский драматург второго века до нашей эры без зазрения совести переписывал греческие комедии на римский лад, украшая их блёстками грубоватого «плебейского» остроумия и оттеняя местными аллюзиями. В XXI веке нашей эры в Театре Сатиры с ним обошлись аналогичным образом, придав его комедии «Псевдол» московский колорит: герои покупают продукты в «Римсторе», слушают радиостанцию «Эхо Рима» и задушевно выводят «Ой, ты Рим, ты Рим» на мотив «Подмосковных вечеров». Руководил этим перевоплощением сам Александр Анатольевич Ширвиндт.
Древние римляне, которым, как известно, требовались не только хлеб, но и зрелища, любовались этими самыми зрелищами под открытым небом. «Свободу за любовь?!» тоже можно было бы играть где-нибудь посреди площади. Как в старину. Только места понадобилось бы больше, чем для ширмы Петрушки. Потому что масок больше. Неуёмно-темпераментная жена, готовая соблазнить первого встречного. Импотент-муж, вожделеющий молоденькую, выражаясь античным манером, гетеру. Инфантил-сыночек, вожделеющий её же. Собственно девица (говорят, девственница!), проданная за бешеные деньги знаменитому полководцу. Не очень ловкий раб, поставленный следить за домом в отсутствие хозяев. И наконец, очень ловкий раб, тот самый Псевдол (Александр Чернявский – единственный из актёров, кому удалось вочеловечить свою маску), готовый в обмен на свободу устроить счастье юных вроде как влюблённых. Это он управляет кутерьмой вокруг «любви», воздавая должное и правым, и виноватым. Ну чем не Петрушка? Плюс животы и бюсты невероятных размеров, «комические» куплеты и двусмысленности на грани скабрёзности, на которые публика отвечает искренним смехом. Всё, как и положено в балагане.
Это в «Женитьбе Фигаро», поставленной Валентином Плучеком в (страшно сказать) 1969 году (!), зрителю надо было улавливать тончайшие подтексты в блистательных диалогах графа Альмавивы и Фигаро. Это в те времена невеста (да и то, положа руку на сердце, не каждая) могла даже накануне свадьбы лукаво ускользать от поцелуев жениха и отвергать настойчивые ухаживания богатого и могущественного поклонника. Сегодня такое целомудрие вызовет в лучшем случае снисходительную усмешку. А отношения господина и слуги (читай: босса и подчинённого) выстраиваются по простому принципу, определяющему, кто начальник, а кто – дурак. Без всяких там подтекстов. Неудивительно, что получивший свободу Псевдол в финале именно у зрителей спрашивает, что ему теперь с ней делать. Зрители выдают хиловатый смешок. Ибо и сами не знают, как ею распорядиться. Смешно? До слёз...
ДОКАЗАТЕЛЬСТВО III.
НОВОДРАМО-КОМИЧЕСКОЕ
Последняя на данный момент сатировская премьера – «Хозяйка гостиницы» Гольдони, поставленная Ольгой Субботиной. Каноническую историю о том, как умная, обаятельная и знающая себе цену молодая женщина умудряется расставить по местам всех поклонников, да ещё и личную жизнь устроить, она превратила в «новую драму» с открытым, весьма далёким от счастливого финалом. Но беда не в том, что на сцене не трактир образца тысяча семьсот непонятно какого года, а вполне современный мини-отель средней руки, что перевод Александра Дживелегова не слишком аккуратно осовременен, а постояльцы-аристократы и обслуга синтезированы в новые русские персонажи. И даже не в том, что эти персонажи временами отдают какой-то мерзенькой голубизной. Этим по нынешним временам никого не удивишь, зато многих рассмешишь.
Беда в том, что женщина-режиссёр низвела живых женщин до уровня голых схем, отказав тем самым не лишённым дарования актрисам в праве на естественность и искренность. Мирандолина (Светлана Антонова) – не более чем блок-схема деловой женщины: умеренно-игривые наряды, строгая причёска, бдительность в ведении дел и полное отсутствие как чувств, так и чувствительности. А трансформация Ортензии (Нина Корниенко) и Деяниры (Елена Ташаева) из странствующих актрис в представительниц иной, гораздо более древней профессии просто отдаёт откровенным цинизмом. Глядя на Корниенко, просто недоумеваешь, она ли это, и невольно вспоминаешь и её изящную Сюзанну из «Женитьбы Фигаро», и обворожительную Каролу из «Проснись и пой».
Да, героиня этого пленяющего своей чистотой и наивностью спектакля 1970 года, спортсменка и красавица, могла и соседского сына-оболтуса на путь истинный направить, и вернуть веру в жизнь его не первой молодости отцу, и уехать из столицы, чтобы учить детей в маленьком городке, вместо того чтобы окрутить сына личного шофёра большой номенклатурной шишки. И всё это без единого поцелуя, да что там – без единого фривольного жеста или взгляда. Над чем смеялись зрители в той незамысловатой комедии? Да не над чем, а от чего. От радости. На «Хозяйке гостиницы» радости в смехе не чувствуется. Какое время на дворе, такой, уж простите, и смех. Теорема доказана.