Юрий Нечипоренко. Бахтияр Мурсалов. Лестница в небыль// Аврора. – 2024. – № 1.
В начале прошлого года в журнале «Аврора» вышла новая повесть Юрия Нечипоренко и Бахтияра Мурсалова – «Лестница в небыль». Её предваряет эпиграф из Блейка: «Tyger! Tyger! burning bright / In the forests of the night». Уже одно это сочетание заглавия и эпиграфа даёт понять, что перед нами непростой текст, будящий читательскую мысль.
«Лестница в небыль» – сложный жанровый сплав. Это и повесть о человеческих взаимоотношениях (значительное место там занимает любовная линия), и философская повесть о взаимодействии западного и восточного начал, и текст о мистике (на жизнь героев таинственным образом влияет старинный перстень, изображающий голову тигра, – и символический пласт, связанный с тигром, очевиден в повести). Есть в ней и явные черты такого подзабытого ныне жанра, как «производственный роман»: много места отводится описанию работы врачей и учёных-вирусологов: их научному поиску, экспериментам и открытиям, идущим на пользу человечеству, трениям с начальством и даже (примета времени!) необходимости выбора между служением научной идее и поиском хорошо оплачиваемого рабочего места для прокорма семьи.
Но если прибегнуть к самой высокой степени обобщения, правильнее всего будет сказать, что это повесть о стоянии на границе.
Прежде всего, речь идёт о границе между Востоком и Западом. В географическом отношении таким пограничным регионом является Дагестан, откуда родом основные персонажи повести: врач и молодой учёный Алик Гусев, ювелир Мурад и его возлюбленная Ольга, независимая и волевая «леди-коуч» Зинят…
Однако о такой границе можно говорить и в философском плане. Алик, «родившийся на стыке Европы и Азии, считал, что самая плодотворная почва для развития культуры – как раз на границе Запада и Востока». Граница – и это существенно! – мыслится при этом как нечто дающее возможности для синтеза, раскрывающее потенциал обоих явлений, которые она соединяет.
Такой синтез Востока и Запада в романе проявляется даже тогда, когда речь идёт о… вирусологии. Алик лечит пациента, у которого в организме комбинировались вирус SARS (тот самый, знакомый читателям по новостям о пандемии в Европе несколько лет назад) и ближневосточный вирус MERS, вывезенный из Египта.
Противоположные философские категории в повести непременно синтезируются – и из этого синтеза рождается нечто смелое и прогрессивное. Ярким примером здесь может служить разговор Алика и Андрея Арканова, в котором отвлечённые, казалось бы, материи дают толчок новым идеям в профессиональной сфере:
«– Ладно, раз уж мы заговорили об этом... Помните, мы с вами говорили о том, что антитела в организме напоминают ангелов, защищающих нас от болезней? Оказывается, не только нам это пришло в голову. Есть даже скульптура «Ангел Запада», на которой изображено антитело в круге, как человек у Леонардо да Винчи. – Шеф показал Алику на экране компьютера изображение скульптуры «Ангел Запада» перед Институтом биологии в США. Алик знал, что на Западе наука в этой области развита сильнее нашего. Там и связь науки с искусством проработана досконально начиная с Леонардо да Винчи. Однако ему вдруг стало обидно. Он, родившийся на стыке Европы и Азии, считал, что самая плодотворная почва для развития культуры – как раз на границе Запада и Востока, в Евразии. И вдруг оказывается, что антитело – это ангел Запада.
– А что же, на Востоке живут другие люди? У них другие антитела – не ангелы, а демоны? Каким будет тогда «ангел Востока»?
Шеф быстро нашёлся:
– Если ангелы Запада – антитела, то ангелами Востока будут лимфоциты!
– Точно! Клеточный иммунитет дополняет антительный!
– Да, это две стороны одной медали. О клеточном иммунитете мало что известно».
В том, что касается описания вирусных заболеваний и методов борьбы с ними, автор этих строк всецело доверяет авторам повести – учёному-биофизику и провизору. (И то и другое в «Лестнице в небыль» описано весьма подробно и популярно.) Я не могу привести других примеров современной крупной прозы, в которых в центре внимания была бы работа учёных-вирусологов во время пандемии. (Большинство литературных текстов об этом периоде недавней истории – во всяком случае, известных автору этих строк – описывают именно переживания «простых» людей.)
Медицинско-биологическая тематика в повести не отделена от прочих тем, подобно «красной зоне» в больнице, – напротив, она всячески интегрируется с ними, и как раз это позволяет научной мысли героя – и сюжету – двигаться вперёд.
В развитии научных идей Алика Гусева не последнюю роль играет «тигриный» символизм повести. В начале он возникает лишь как тема, связанная с антикварным перстнем в виде тигриной головы, и как интертекстуальный пласт, связанный со стихотворением Блейка, строки из которого вынесены в эпиграф: герои цитируют и сравнивают разные его переводы – и философствуют о тигре и его жертве. Но тигр также «подсказывает» герою, как искать методы лечения в сложном случае:
«Он вспомнил, как называется белок-рецептор: DPP4 – ди-пептидилпептидаза. А как она выглядит? Он задал поиск и нашёл картинку.
Алик внимательно разглядывал изображение. Это же голова тигра!»
Чувства, научный поиск, мистика, философия – всё это в повести оказывается связано, синтезировано друг с другом, и все составляющие этого синтеза в равной мере влияют на судьбы героев.
Мы привыкли прочно связывать представления о научной деятельности с понятием «анализ» и по возможности отграничивать её от других сфер жизни, особенно связанных с чувствами, символами, знамениями. Но «Лестница в небыль» ставит перед читателем вопрос: а может, как в науке, так и на «личном фронте» синтез порой плодотворнее анализа, а границы на самом деле призваны не разделять, а объединять?
Ольга Маркелова