***
Мы на камне взошли,
На песке, на крови…
Зацепились…
Песни в звёзды ушли,
А мольбам небеса приоткрылись.
Эти степи нагие окрест,
Лепо или нелепо,
Как судьбы опрокинутый крест,
Смотрят в небо.
Полынок одинокий дрожит…
Ни дорог и ни люда…
Воздух светом навеки прошит
И туда, и оттуда.
РОССИЯ
Тебя ко смерти все приговорили
Уже давно, но ты ещё жива.
Тебя казнили, мучили, морили,
А ты живые всё родишь слова.
Твои леса, и тундра, и болота
Так непомерны, что ни дать ни взять,
Но всё ж кому-то вечная охота
Тебя, до нитки обобрав, распять.
Так душу живу распинает тело,
Так чёрным дырам немила звезда,
Чтобы она не плакала, не пела
И не молилась Богу никогда.
России – нет? Россия вечно будет!
В нас – кровь её, а это не отнять.
России в нашем сердце не убудет
Ни на частицу духа, ни на пядь
Земли её, раскромсанной врагами,
Растащенной… И пусть разрушен кров –
Над степью, над полями, над снегами
Сияет Божьей Матери покров!
МАРКАКОЛЬ*
Валежины и заросли кипрея…
Бредёшь, ныряя в зелень с головой,
Медведем понатоптанной тропой,
Не думая, не мучась, не жалея… –
И хорошо, что больше сам не свой,
А никакой, а попросту – живой!
(Хотя тропа медвежья – не аллея
И трудно пробираться той тропой.)
Здесь травы и деревья – исполины,
Здесь буйно всё, и грузно, и свежо
(Уже тут сразу б выросло в ужо),
И первобытны горы и долины,
Где в жар бросает ясный дух малины,
Парящий в воздухе – хоть режь ножом…
А понизу смородина дурманит
И ягодой, и заварным листом,
И древним запахом грибы шаманят
Исподтишка, украдкой и тайком.
Таёжный дух в горах – всего могучей,
Он, как медведь, хозяйничает тут.
И облака громадами растут
В высоком небе, чистом и певучем,
И светят свежей синью небеса…
И всё одно – и скалы, и леса,
И озеро, и зной, и ты, и лето…
Вон бурундук (отнюдь не егоза)
С пенька таращит на меня глаза,
Как будто вопрошает: кто же это?
Я – это ты, но потерялся где-то…
Я – горы, и леса, и небеса,
Душа моя малиной разогрета…
Душа моя – цветущая лоза,
И песенка моя ещё не спета!
* Маркаколь – озеро в Восточном Казахстане.
***
Я проснулся среди ночи,
Поезд мчался прямо в звёзды,
Только небо, небо, небо,
Никакой уже земли.
Вот и всё, что мне осталось,
Остальное поздно, поздно.
Непомерные глубины…
Поезда и корабли…
Вот и всё, что мне осталось:
Ночи, полные пространства,
Запредельная дорога
В чёрной пропасти огней,
Неразгаданная радость,
Неподвластная тревога,
Звон копыт по небосводу
Иоанновых коней.
Горний дух, коней дыханье,
Очищающие муки,
И пылающие звёзды,
Опаляющие кровь…
Вечной музыки надмирной
Упояющие звуки,
Бесконечной, словно небо,
Беспредельной, как любовь.
ТУРКЕСТАН
Вернуть бы мгновенья далёких ночей,
Степей азиатских услышать
дыханье.
И льётся, и льётся из звёздных очей
Великая Скорбь и Благое Вещанье.
Какая нетленная сила любви!
Верблюжья колючка –
и та расцветает.
Туранскую землю святой назови –
Прозреет твой дух,
как змея золотая.
У Врат Откровенья желанье одно –
Уйти от всего и в мирах
раствориться.
Но это… но это пока не дано:
В земной суете продолжаю
томиться.
ГОЛОС РОССИИ
Неумолима природа стихий,
С музыкой благостной льются
стихи.
Тает в них тихо божественный
свет,
Млечных галактик таинственный
след.
Где-то витает напевное «Отче»,
Где-то под куполом в звёздные ночи
Ангела золотом светится волос –
Это доносится вечности голос.
Сколько печали разлито в стихах,
Сколько любви, усмиряющей страх!
Шёпот молитвенный слышится
в них
Предков далёких и старцев святых.
Белая церковь и крест православный
В том Благогласье не символ
ли главный?
В отчем краю, где густые дубравы,
Солнцем восходит собор
златоглавый.
…Меркнут от пыли столетий
иконы,
Сонмы сокровищ российской короны.
Только б от скорби –
о русские стоны! –
Сердцем не меркли славянские жёны.
В омуте глаз солнцеликих мадонн –
Иконописная память времён.
Сквозь тишину синевы по утрам
Плач Ярославны доносится нам.
Голос России – нетленный родник,
Даль голубиную сердцем постиг.
Дух всенародный не обделён,
Божьей росою сполна окроплён.
Не потому ли поэтом воспеты
Многострадальной души
самоцветы?
Слышу я кроткую Деву Марию –
Благословляя молитвой Россию,
В горних мирах её руки воздеты.
ОБРАТНЫЙ ПЕРЕЛЁТ ГУСЕЙ
Вот и осень сорит пожелтевшей
листвой,
Гуси к югу летят над моей головой,
Нам понятен язык этих стай
перелётных,
Ведь издревле казахи – народ кочевой.
Дни морозной зимы уходили, как дым,
Таял снег,
приходила
с дыханьем живым
Голубая весна –
и тянулись казахи
На джайлау, как гуси, простором
степным.
Нёс пожитки верблюд,
поднимались чуть свет
Зелень трав, словно бархат, была
и вельвет,
Кочевали алшины,
уйсуны, найманы,
Атыгай-карпыки, за соседом сосед.
Нагоняли своих, по дороге отстав.
Как хозяин, овец сторожил волкодав...
Сколько маков в степи,
столько красных платочков,
Ах, как пристален девичий взор и лукав!
О, как вольно душе,
как просторно в степях!
Шли верблюды на шерстью
заросших ногах,
Далеко по весенней степи разносился
Смех подростков,
гарцующих на стригунках.
Помню бабушку с дедушкой в том
золотом,
Как мне кажется, времени,
трудном, былом,
На привале сначала устроить качели
Торопились,
а юрту поставить – потом.
Благосклонна, мы знаем,
К влюблённым весна,
Покровительствует им от века она:
Молодёжь веселилась у алтыбакана
Иль играла, смеясь, в аксуйек допоздна...
Рано в горы приходит со снегом зима,
Надо скот уводить,
опускается тьма,
И к зимовьям своим возвращались
казахи,
С гор спускались к подножью
родного холма.
А над ними цепочкой тянулись на юг
Гуси,
крик их прощальный – пронзительный,
До весны покидали родные кочевья,
Улетали в преддверье морозов и вьюг.
Сколько в жизни тревог,
сколько в мире дорог!
Смотрит старец на сына,
а мне невдомёк:
Смотрит он просто так
или с тайной обидой,
Сын глядит на гусей,
что пасутся у ног...
ОХОТНИК
Бог с ним, с ружьём,
Стрелять не буду влёт.
Ружьё как раз добычу отпугнёт.
Вернее соколиная охота,
Пусть сокол на плече моём вздремнёт.
На холм взойти,
Спуститься в дикий лог,
Скакать лисе и зайцу поперёк,
Я с гончей выходил бы на охоту,
Хвост у неё подкручен, словно рог.
Когда же старым стал бы я, седым,
Сидел бы у костра,
глотая дым,
Охотничьи рассказывая байки, –
И сам бы верил россказням своим.
Несётся время, словно жеребец.
Простым тем временам пришёл конец.
Увы, таким охотником не стал я,
Таким ещё был, помню, мой отец.
Перевёл
СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК
Я тру серебро
позапрошлого века:
Седой потемневший поднос
И чайник помпезный
с фигурками греков,
Бегущих в орнаменте роз.
До блеска начищу
старинные ложки,
Красивые вилки, ножи,
В солонке витой, что
на тоненьких ножках,
Соль века слегка обнажил.
Себя археологом
воображаю,
К пыли прикасаясь веков.
И дух свой мятежный
освобождаю
От будничных, серых оков.
Блестит серебро,
отраженьем любуясь,
Коснусь его нежно рукой,
И мудрости века того
повинуясь,
Я вдруг обретаю покой.
Так, слов серебро оттирая
от пыли,
В тоске я, живой печенег.
Часы ещё время моё
не пробили,
Где он, мой серебряный
век?!
ПЛАКАЛЬЩИЦА-ОСЕНЬ
Ты желаешь, плакальщица-осень,
Чтоб с тобою слёзы я лила,
Не тебе ли в жертву мы приносим
Дни надежд, цветенья и тепла?
Если хочешь, я заплачу тоже,
Облачась в узорчатую шаль.
Вспомню, что весной была моложе,
И себя мне сделается жаль.
Не забыть мелодию кобыза,
Что в груди звучала у меня –
Там, в дали, насупившейся сизо,
Скрылась песнь лазоревого дня.
Шепчет ночь о том, что терпеливой
Быть должна я. Как ни прекословь,
Скоро кобылицей с белой гривой
По степи зима промчится вновь.
На душе и грустно, и тревожно.
Дует ветер. Окна в каплях слёз.
И забыть весну мне невозможно
С косами зелёными берёз...
Перевёл
МОСКВА
Сорвав с души оцепененье,
Ты в грудь мою вдохнула пенье,
Чтоб в вихрях смуты и раздора
В моей душе была опора –
Любовь, дающая терпенье.
Как я хотела быть свободной!
Но слышу гул зимы холодной.
Иду по площади, по скверу,
Ищу потерянную веру,
Как ищет корочку – голодный.
Есть путь прямой, и есть обратный.
Так где же правды голос внятный?
Немало ищущих, как я,
Святую правду бытия
В наш век крутой и непонятный.
И пусть печаль, слезой слепя,
Пройдёт, прозрение крепя.
Ты – мне надежда вековая.
Люблю тебя, Москва святая,
Люблю и верую в тебя!
Перевела
ДАЛЬНИЙ – ВОСТОК
I
На Дальнем Востоке,
В районе Посьета,
В местечке, где море
Просунуло острый
Солёный язык,
Был хутор
С корейским названием
И домик, в котором
Родился мой дед.
Как странно –
Взросло уже
Два поколения
В степях,
Роднее которых
Уж, кажется, нет…
Но к памяти деда
Я вновь возвращаюсь,
В Посьет…
И лижет мне рану
Моря кусочек,
Похожий на чей-то
Шершавый язык…
II
Не задумываясь,
Мы учили в школе
Родную речь.
Через тринадцать лет,
Склонившись над анкетой,
Я мучительно раздумываю
Над графой:
«Родной язык»…