С ОСОБОЙ ЖЕСТОКОСТЬЮ
Ранним утром на обочине рабочих путей в Амурском посёлке машинист локомотива заметил лежащего человека. Остановил состав, вызвал «скорую».
Тело обнаружили в метре от «железки». Стало быть, раскрывать преступление предстояло сотрудникам Омского линейного управления внутренних дел на транспорте.
Погибший по всем признакам был бомжем, находился в изрядном подпитии. Обычное среди людей этого круга состояние.
Версии сразу были выдвинуты две: либо это сделали свои, такие же бездомные и неприкаянные, учинившие разборку, либо подростки. Преступление совершено с особой жестокостью, которую принято называть немотивированной. Оперативники нашли собутыльника покойного. Да, говорит, выпивали накануне. А потом появились какие-то подростки, старшему лет шестнадцать. Бросили, мимо проходя, мужикам что-то оскорбительное. «Надо сваливать», – посоветовал свидетель. А его друг всё хорохорился: мол, плевать хотел на этих сопляков. Ну вот и допрыгался. Благоразумный-то бомж ушёл, а храбрый закемарил, подложив под голову кулак…
…Майор милиции Альвина Бородушкина к тому времени служила в отделении по делам несовершеннолетних пять лет. Инженер-строитель, о подобной карьере прежде и не помышляла. В Чите, где училась в Политехническом институте, поработала по специальности, однако недолго: в начале 90-х её проектный институт сворачивал программы и сокращал штаты. Знакомые помогли устроиться в ОВИР. Но, когда с мужем затеяли переезд в Омск, перевестись в здешний ОВИР не удалось. Предложили должность инспектора по делам несовершеннолетних. И о покое пришлось забыть.
Можно ли в 18.00, словно тумблером, переключить сознание и погрузиться в приятные семейные хлопоты, если сегодня ты опять была в больнице у мальчишки, который попал под поезд, лишился кистей обеих рук и лежит теперь, безучастно глядя в потолок?.. Если вчера увезла с вокзала в Центр временного содержания несовершеннолетних правонарушителей размалёванную девицу, а личность её до сих пор не установлена: сочиняет о себе какие-то легенды, и ни одна не подтверждается; может, мать её тем временем сходит с ума или, напротив, ей наплевать на судьбу дочери – и то, и другое печально… Если в отделение пришло несколько ориентировок: ребёнок ушёл из дома и не вернулся, что с ним, жив ли?
Нет, невозможно к этому привыкнуть.
Вот и сейчас нервы были на пределе. Бомжа с «тяжкими телесными» нашли неделю назад, все нити вели к подросткам, поэтому их отделение и подключили к поиску. Неужели и вправду – дети? Ведь так надругались над человеком, что неловко говорить о том в подробностях…
Вожака этой разновозрастной стайки всё же вычислили. Некто Саша по кличке Мясо. Нашли свидетелей того, как он, прописанный на Левом берегу, в компании нескольких местных мальчишек и сестёр Панфиловых часто ночевал в вагончике на заброшенном садовом участке возле железной дороги.
Разумеется, дома его не было. Да практически и не бывало, что, однако, вовсе не смущало вечно нетрезвую мать. Чаще шестнадцатилетний подросток околачивался у своего дяди в посёлке Лузино. Альвина Вячеславовна с коллегами из своего отделения выехала туда. Оказалось, что и лузинские милиционеры ищут Сашу, подозревая его в краже.
У малолетних свои авторитеты. В посёлке таковым оказался мальчишка… восьми лет от роду. От горшка два вершка, а манеры и слова – словно недавно срок отмотал. Вот стоял он в дверях своей квартиры – руки в брюки, недобрый взгляд исподлобья, кажется, вовсе не пугало его, что дяденьки и тётеньки (а ведь некоторые в милицейской форме!) пришли по его душу.
«Раскололи» его всё же. Указал он на чердак, где Саша-Мясо проводил время с двенадцатилетней Аней Панфиловой. Именно там и взяли оперативники Сашу, надев на него наручники..
А где же младшая Панфилова, Света? Она, оказывается, прибилась к какой-то лузинской семье, ночевала в ней и столовалась. А детей там так много, то ли семь, то ли девять, что непутёвые родители даже не заметили пополнения.
Нет, невозможно к этому всему привыкнуть…
СБЕЖАВШИЕ ИЗ ДОМУ
Какие чувства у майора Бородушкиной вызывают воспоминания о том преступлении? Смешанные. Страшно от мысли, что вырастет из этих детей-зверёнышей. И боязно за тех, кто может попасть им под руку.
Восьмилетняя Света Панфилова, белокурая, с ангельским личиком, спокойно поведала о том, как на её глазах расправлялись с бомжем. Смотрела пристально, не упуская подробностей. Но и не только! Призналась, что один из кирпичей (тяжёлый такой, говорит) сама опустила на его голову…
С другой стороны – не могло не быть у майора чувства удовлетворённости от работы, которая дала результат. За неделю раскрыли преступление! На бумаге-то всё выглядит быстро, а на деле – Альвина Вячеславовна обошла десятки квартир, говорила с сотней, наверное, людей – подростков, родителей, учителей, инспекторов по делам несовершеннолетних. И вот результат.
– Я люблю копаться в огороде, – говорит Бородушкина. – Приятно видеть, как вырастает посаженное тобой.
…Но не так в работе инспектора. Увы. Не тобою посаженные цветы, неухоженные, несуразные, чей рост ты чаще всего не в силах поправить. На «территории» контакт инспектора с детьми теснее: подростки состоят на учёте, находятся подолгу под твоим наблюдением. А вот контингент «линейщиков» – дети «транзитные». Сбежавшие из дому, задержанные на вокзале. Некоторых ты встречаешь раз в жизни. Кто-то в поле зрения попадает многократно. «Разрулил» ситуацию: отправил ребёнка в приют или в Центр временного содержания, вернул родителям – да, возможно, спас его от какой-нибудь беды, однако по большому счёту ты не в силах изменить его судьбу. Кто в силах? Родители. Если они есть, если хотят что-либо менять и если только уже не опоздали с этим.
С забулдыгами проще. Там по крайней мере можно прогнозировать ход невесёлых событий: лишат непутёвую мать родительских прав, ребёнок попадёт в детдом, где хотя бы будет сыт и под присмотром. Множится армия таких сирот по всей России. И ещё больше тех, до кого у милиции и органов опеки пока не дошли руки.
Вот недавно к Альвине Вячеславовне попал шестилетний мальчик, которого железнодорожники обнаружили на путях. Мать тем временем пьянствовала с сожителем где-то в сторонке, а ребёнок не допросился в туалет и сам пошёл искать укромное местечко. Отвезла Бородушкина малыша в приют. А приехали за ним родственники. Не мать, представьте. Когда её инспектор разыскала, та потрясла своей невозмутимостью:
– А что такого?
– Как «что»? Да ваш ребёнок мог под поезд попасть!
– Ну не попал же… И вообще, не учите меня жить!
Такую не научишь.
А как научить других, на первый взгляд благополучных, обеспеченных, но, по сути, таких же безответственных и не ведающих сомнений в своей странной «правоте»?
На вокзале в каникулы задержали двоих десятилетних мальчиков. Омичи, приехали сюда перекусить в буфете, а дело шло к полуночи. Возмущаются: «Не имеете права! Отпустите!» Как аргумент один из них показывает билет в компьютерный зал и записку от мамы, в которой та свидетельствует, что действительно отпустила сына на все четыре стороны на ночь глядя и просит не чинить ему в его развлечениях никаких препятствий. Вот те раз!
Долгий разговор был с той женщиной, прилично одетой, как бы грамотной и интеллигентной, преуспевающей в каком-то бизнесе.
– Когда вы расстались с сыном?
– Утром. Я торопилась на работу.
– Извините за вопрос, но… Чем и когда вы его вчера покормили?
– Что значит «покормила»? Холодильник полон. И денег я ему дала на всё: на гамбургеры, на компьютерные игры, на дорогу…
– Вам не страшно за него?
– С какой стати? Он самостоятельный мальчик. И мне это в нём как раз нравится. Да, у меня бывают важные встречи, ответственные мероприятия, сын часто остаётся один и со всем замечательно справляется.
Они говорили на разных языках. Две женщины примерно одного возраста. Две матери, которым, видимо, так и не понять друг друга.
О «транзитных» детях Бородушкина говорит по-разному: то со вздохом, а то и с улыбкой, с юмором. Например, Витьку Кабанова, юного алкоголика, врунишку, воришку и мошенника, она ценит высоко и считает, что из него, воспитанника коррекционного интерната, мог бы при благоприятных условиях вырасти творческий человек, допустим, артист – звезда российских сериалов.
– Да по нему не тюрьма плачет, а какие-нибудь Щука, Щепка или ГИТИС! Помню такой случай. Доставили к нам в отделение подростка. Неопрятный, навеселе. Кто такой? Представляется. Объясняет: с мамой на вокзале в ожидании поезда маленько употребил. Разыскали на перроне эту покачивающуюся «маму». А она: мол, не сын это мне никакой, просто скинулись и вместе бутылку распили. И вдруг мальчишка руки заламывает, изображая страдание: «Мамочка, родная, опять ты от меня отрекаешься! За что же мне такое?!» Бомжиха только глазами хлопает. Похоже, начала в памяти копаться: а вдруг и вправду какой случайный отпрыск?.. Я пригляделась: ба, да это ж Витька Кабанов, два года назад его на вокзале уже отлавливали. А дети быстро растут, сразу и не узнать. Это же он тогда кидался на грудь нашему начальнику Ермакову: «Игорь Леонидович, усыновите меня, пожалуйста, надоела сиротская доля!»
Рассказывали Бородушкиной про Витьку и такое. Собрался в очередной раз рвануть из Тевриза в Омск, а денег на дорогу, разумеется, нет. Подошёл к какому-то лесовозу. Говорит водителю: «У меня на деревообрабатывающем комбинате в Омске – свои люди, дядька родной главным инженером. Помогу лес толкнуть за хорошие бабки». И что вы думаете? Клюнул взрослый дядя. Повёз Витьку в город. Высадил у проходной искомого предприятия. Тот в ворота юркнул и был таков.
Одно слово: артист.
И разве не могла его судьба сложиться иначе, будь у него путные, любящие родители, дом, учитель, разглядевший в мальчишке талант?
Могла бы. А пока что его бесконечный «сериал» – побеги из интерната и возвращение в казённые стены, приводы в милицию, капельницы в больнице, куда мальчишку не раз доставляли с алкогольным отравлением, и вряд ли, как ни печально, будет у этой истории счастливый конец.
УРОКИ ДЕТСТВА
Школа-интернат № 20 для майора Бородушкиной после всех этих сюжетов – настоящая отдушина.
Со словом «интернат» у нас связаны нехорошие ассоциации: несчастные дети-сироты, побеги и правонарушения, драки и дедовщина (список не полный). Но тут речь об интернате другом, о том, где живут дети железнодорожников со всей области. У чьих-то родителей работа связана с разъездами или ночными сменами. У других просто нет поблизости от их дома на полустаночке школы. Вот и живут здесь: обычно по неделе, отправляясь на выходные в семью.
Альвина Вячеславовна рассуждает:
– На мой взгляд, это убедительный пример того, что общественное воспитание тоже может быть полноценным. Здесь хорошие педагоги, хорошие условия: быт, питание, организованный досуг – далеко не в каждой семье дети получают всё это. Конечно, они отличаются от неблагополучных сверстников. На железной дороге редко встречаются совсем уж трудные семьи, пьяниц и лентяев здесь не держат. Но сам подход к формированию детских, подростковых коллективов, который я здесь наблюдаю, поучителен для всех интернатов.
…У всякого нашего поступка есть исток. И у жестокости есть мотивы, пусть сокрытые от поверхностного взгляда. И доброта поднимается в человеке, лишь если она привита вовремя кем-то, ухожена, как ценный и любимый росток.
Каждый из нас об этом должен задумываться. Должен. Не каждый это делает. Иначе не было бы стольких брошенных детей и стольких горьких историй на памяти у инспектора.
Мы извлекаем уроки и из своего детства. Чему радовались, от чего страдали? Как избежать ошибок в воспитании собственных детей?
– Чего вам не хватало в детстве? – спрашиваю Бородушкину.
– Нарядов. Папа, как всякий мужчина, а тем более человек военный, носивший обычно форму, не придавал этому значения. Мой гардероб был более чем скромен.
– Это порождало комплексы?
– Скорее, лишь огорчение. Тогда все жили ровненько. Поэтому в своём одном платьишке я особо не комплексовала. Сейчас время другое. Девочку без «прикида» сверстники могут попросту заклевать.
– Самые яркие воспоминания детства?
– Мы с отцом вдвоём сплавлялись по горным рекам. Жили в палатке. Рыбачили. На подлёдную рыбалку отец меня тоже брал.
– Чему ещё, кроме рыбалки, вас научил отец?
– Я ему обязана всем. Тем, что, как я считаю, выросла неизбалованной, что не боюсь никакой работы. Выйдя на пенсию, отец увлёкся филателией. У него огромная коллекция марок по живописи. Особенно – по эпохе Возрождения и Рубенсу. Об этом художнике он даже написал книгу.
– Воспитывая по-спартански, отец был с вами строг?
– Он человек очень мягкий, добрый. Но если говорил «нет» – это значило «нет». Какие-либо дискуссии были уже неуместны.
– Вы поступаете так же со своим ребёнком?
– Хотела бы. Кате двенадцать лет. Раньше я давала слабинку. Дочь могла меня уболтать, выклянчить что-то. Сейчас пытаюсь быть строже. Считаю, что это пойдёт ей только на пользу. Дочь не всегда это понимает.
– Что ещё она не понимает в вас или вы в ней?
– Как правило, мы находим общий язык. Думаю, она согласится, что, несмотря на эти родительские строгости, мы – друзья. Хотя… Да, есть один момент: Кате не нравится, что я делаю замечания посторонним на улице, в транспорте. Ну не могу я иначе! Ненавижу, когда распоясавшиеся юнцы матерятся, сидят в трамвае, развалившись перед стоящей старушкой, дуют пиво из горлышка, хамят окружающим.
– Милицейская привычка?
– Не думаю. Мне кажется, дело не в профессии. Нам всем надо смотреть вокруг себя и пытаться – по мере сил – наводить хоть какой-то порядок…
, ОМСК
P.S. Альвина Вячеславовна попросила изменить имена детей и подростков, о которых она рассказала. Потому что у растущего человека всегда есть шанс забыть о прошлом и начать другую жизнь.